Он сидел в зале отдела новостей неподалеку от стола главы отдела, попивал чай, заваренный машиной, и читал колонку светских сплетен в собственном издании, попутно сочиняя героическую речь, с которой хотел бы обратиться к главному редактору. С точки зрения газетной работы все было на сегодня уже кончено. На полосы «Ивнинг пост» в такой час мог попасть только воистину сенсационный репортаж об убийстве крупного политика или о несчастном случае с множеством жертв. Половина журналистов с нормированным рабочим днем, отбыв свои восемь часов, поспешили разъехаться по домам. Кевин формально работал по десять часов четыре дня в неделю. Специальный корреспондент по вопросам промышленности, накачавшись за обедом восемью кружками темного пива, мирно спал в уголке. Стучала одинокая пишущая машинка. Это молодая девушка-репортер в старых джинсах строчила бессрочную статью, которая могла пойти в первый выпуск завтра. Младший персонал затеял спор о футболе, а еще остававшиеся в редакции штатные сочинители заголовков и литературные редакторы состязались в остроумии, придумывая подписи к карикатурам, одобрительным смехом встречая шутки друг друга. Артур Коул не находил себе места, расхаживая взад-вперед по центральному проходу, борясь с искушением закурить и мечтая о пожаре в Букингемском дворце. При этом он то и дело останавливался у своего стола и перебирал нанизанные на шпильку бумажки с темами, словно опасался, что в горячке мог упустить нечто крайне важное: лучшую тему дня.
Через какое-то время в зале появился Мервин Глэзьер, вылезший из отведенного ему собственного закутка, тоже называвшегося кабинетом. Не замечая, что у него из брюк выпросталась пола рубашки, он сел рядом с Кевином и раскурил трубку со стальным мундштуком, поставив ногу в поношенном ботинке на край большой корзины для мусора.
– «Ямайский хлопковый банк», – сказал он, и это прозвучало как преамбула к чему-то. Говорил он, понизив голос.
Кевин усмехнулся:
– Стало быть, ты тоже начал строить из себя непослушного мальчика?
Мервин передернул плечами.
– Я просто ничего не могу с собой поделать, если люди звонят мне и сообщают интересную информацию. Как бы то ни было, но если над банком нависала угроза, то теперь ее больше нет.
– Откуда знаешь?
– Все от того же крайне сдержанного друга-информатора с Тредниддл-стрит. «После твоего последнего звонка я присмотрелся внимательно к «Хлопковому банку» и обнаружил, что он находится в очень устойчивой финансовой ситуации». Конец цитаты. Другими словами, банк кто-то втихую и непостижимым образом спас.
Кевин допил чай и с громким хрустом смял пластмассовый стаканчик.
– Вот и все с этим, – сказал он.
– Из совершенно другого источника, находящегося не так уж далеко от фондовой биржи, я также получил сообщение, что Феликс Ласки приобрел контрольный пакет акций «Хэмилтон холдингз».
– А значит, у него с деньгами тоже все обстоит не так уж плохо. У правления биржи не возникло вопросов?
– Нет. Им все известно, но возражений никто не выдвинул.
– Ты действительно считаешь, что мы раздули много шума из ничего?
Мервин медленно покачал головой:
– Ни в коем случае.
– Я придерживаюсь того же мнения.
У Мервина погасла трубка. Он выбил остатки табака в корзину. Двое журналистов какое-то время смотрели друг на друга, ощущая свою полную беспомощность. Потом Мервин поднялся и ушел.
Кевин вернулся к чтению колонки сплетен, но никак не мог на ней сосредоточиться. Перечитал один из абзацев четыре раза, но так ничего и не понял, оставив на потом все попытки разобраться в сути. Какую-то невероятных масштабов жульническую операцию провернули сегодня, и ему не давало покоя желание разобраться в ее механизме, тем более что он так близко подошел к раскрытию дела.
Его окликнул Артур:
– Посиди на моем месте, пока я схожу отлить, будь любезен.
Кевин обогнул большой стол и занял место редактора отдела новостей с множеством телефонов и кнопок внутренней связи. Это не тешило самолюбия. Он сидел здесь только потому, что в такое время не имело ни малейшего значения, кто именно оказывался в кресле начальника. Просто Кевин первым подвернулся под руку, оказавшись ничем не занятым.
«Безделье оставалось почти обязательной частью газетной работы», – размышлял он. Штата редакции должно было хватать для лихорадки дней крупных событий, а потому людей неизбежно оказывалось слишком много в обычные будни. В некоторых изданиях тебе могли дать самое идиотское поручение, только бы ты не сидел в полной праздности. И журналисты сочиняли заметки на основе рекламных листовок, раздававшихся на улицах, или сообщений для прессы, выпущенных местными властями, – то есть материалы, которые заведомо не годились для публикации. Это была деморализующая, унизительная, пустая трата времени, и только самые неуверенные в себе начальники обычно прибегали к такому приему.
Посыльный явился из телетайпного зала и принес длинный лист бумаги с очередной статьей агентства «Пресс ассошиэйшн». Кевин взял «простыню» и просмотрел ее.