Скандал в вампирском семействе

— Иван Кузьмич! — запыхавшись, вскрикнула я. — Поехали! Быстрее!

Старик с тревогой взглянул на меня:

— Стряслось что?

Стряслось! Моя жизнь кончена, мечты о счастье полетели в тартарары.

— Пожалуйста, скорее, — со слезами на глазах повторила я, не в силах ничего объяснить.

Машина тронулась с места, и за миг до того, как мы повернули за угол, я обернулась и увидела выходящего из подъезда охотника. Заметить меня он уже не успел.

К чести Кузьмича, он больше не пытался выяснить, что со мной произошло за те пять минут в доме, был деликатен и молчалив. Лишь на прощание, когда я попросила остановить «запорожец» неподалеку от бункера, по-отечески потрепал меня по плечу:

— Все будет хорошо, дочка.

Я кивнула, едва сдерживая слезы. Для меня уже ничего не будет хорошо. Не будет ни отдыха у моря с Алексом, ни колечка из перламутра, ни свадьбы, ни ребенка… Судьба подарила мне шанс на новую жизнь, а охотник его отобрал. Алекс знает страшную правду обо мне, и мы уже не сможем прожить жизнь, как обычная семья.

Но как охотник нашел Алекса? Мой сотовый, поняла я. Прежде чем убежать со стоянки, охотник подобрал мой телефон, а звонок Алекса был последним в списке входящих. Не знаю уж, что он наговорил Алексу, чтобы увидеться с ним. Мне было совершенно все равно. Главным было то, что, услышав те дикие вещи, которые охотник поведал обо мне, Алекс не выставил его за Дверь, а выслушал до конца. А вдобавок пообещал с ним сотрудничать и позвонить, как только я появлюсь. Ах, Алекс, Алекс! Как же я в тебе ошиблась! Впрочем, чего другого можно было ожидать от прямого потомка мужа, который меня предал?

— Дочка, погоди! — донесся мне вслед голос Кузьмича, когда я уже отошла от машины.

Старик догнал меня и протянул пакет с одеждой, которую я забыла на сиденье. Я механически поблагодарила его, бросив равнодушный взгляд на лежавшую сверху белую блузку для походов в институт. Дождавшись, пока «запорожец» уедет, я отыскала взглядом ближайшую урну и без колебаний опустила туда пакет. Ничего из этого мне уже не пригодится. Следом в урну полетел бумажный листок с номером Оли.

В бункере было тихо: родственники отправились подкрепиться, похоже, прихватив с собой Ричарда. Как сомнамбула, я дошла до своей комнаты, закрыла дверь, мутным взглядом обвела разворошенное нутро шкафа, валявшиеся на полу вещи. Невероятно, что прошло всего каких-то пару часов. Я думала, что начинаю новую жизнь, наговорила родителям дерзостей, а теперь вернулась, как побитая собака, поджав хвост.

Слезы хлынули, как прорвавшаяся плотина, впервые за сотню лет горяча щеки. В моем сознании проносились обрывки снов и самые яркие воспоминания, связанные с Алексом: первая встреча, кофе у него на кухне, белая роза, которую он подарил мне перед походом в кино, прогулка по бульварам, первый поцелуй, медленный танец на дне рождения у Ильи и шутливое признание в любви в аптекарском стиле, наше отражение в зеркале в коридоре у Манюни, сегодняшнее утро. Ни за что на свете я бы от этого не отказалась: эти мгновения были самыми счастливыми за все мое более чем столетнее существование. Но как же больно от того, что все позади и уже никогда не повторится…

— Бетти, девочка моя! — Лидия оказалась рядом со всем незаметно и вот уже баюкает меня в объятиях — холодных, но заботливых. Ледяные пальцы гладят мои полыхающие щеки, стирая с них горячие слезы. Дыхание холодит мои волосы, студеные губы касаются виска.

— Мама, — сдавленно выдыхаю я, — прости меня.

— Полно, Бетти, полно. — Лидия успокаивающе гладит мои плечи.

— Мама, — отстранившись, я с отчаянием смотрю ей в глаза, — я хочу, чтобы все было по-прежнему, хочу вернуться в семью. Ты сделаешь это для меня?

Ладони Лидии стискивают меня чуть сильнее, я невольно морщусь и в душе закипает досада на хрупкое человеческое тело, которое так чувствительно к боли. Теперь, наверное, и синяк останется. Интересно, после превращения он сойдет или так и останется со мной на целую вечность? Отбросив спутанные волосы и опустив трикотажный джемпер на плечо, я подставляю шею под укус вечности и непонимающе поднимаю глаза на Лидию: почему она медлит?

— Ты уверена, Бетти? — Слова даются ей с трудом: зрачки уже затопила жажда, а искушение при виде кровеносной жилки у меня на шее, должно быть, слишком велико.

Я порывисто киваю:

— Да. — Голос кажется чужим — надломленным от непосильного горя, утратившим звонкость, постаревшим на целую тысячу лет. — Я хочу, чтобы это сделала ты. Прошу, мам.

Человеческая жизнь без Алекса мне не нужна. Все, что я умею, — это быть вампиром.

Клыки Лидии входят в горло двумя осиными укусами, и я на долгое мучительное мгновение проваливаюсь на сто лет назад — в день моего первого превращения.