Скандальная куртизанка

— Не обращая внимания на то, что под снегом находились кусты, и камни, а кроме того, ни один дурак с этого холма на санях не съезжал, — смеясь, пояснил Ричленд.

— В каждом поколении кто-то должен задавать курс, — напомнил ему Грейсон.

— И что же случилось? — с любопытством спросил Фредерик.

— Я могу рассказать тебе, — ответил Меррик, откидываясь назад. — Для безопасности мы усадили Гарри в серединку. Дядя Грейсон сел впереди, и мы поехали. Но при спуске нас начало здорово трясти на ухабах, а скорость саней стала слишком большой. Я крикнул Грейсону, чтобы он притормозил, но он не послушал меня…

— Я просто не слышал тебя, Меррик…

— …и когда мы почти достигли подножия холма, сани перестали его слушаться. Столкновение с каменным забором впереди казалось неизбежным, но Грейсон предпочел влететь в открытую дверь подвального чулана, и на нас посыпались различные инструменты, мешки из пеньки и бог знает что еще.

Фредерик ахнул и посмотрел на Радклиффа.

— Но больше всего шума наделал старый индюк, который находился в подвале. Перепуганная птица раскудахталась, захлопала крыльями, и послышался громоподобный грохот поваленных ведер и садовых инструментов, — продолжил рассказ Меррик.

— Я никогда в жизни не слышала такого оглушительного шума! — подтвердила герцогиня.

— Наш отец так рассердился, что пообещал отправить Грейсона на службу в Королевский флот.

— Думаю, что Королевский флот был бы в восторге от восьмилетнего офицера, — со смешком проговорила Пруденс.

— А как же индюк?

Грейсон и Меррик переглянулись и расхохотались.

— Птица, — между приступами смеха рассказал Меррик, — настолько переполошилась, что набросилась на герцога, когда он пришел, чтобы выпороть нас.

— О, герцог не на шутку рассердился на эту несчастную птицу! — расхохоталась и мать Грейсона.

— И сделал из нее превосходную пасхальную индейку! — под общий смех добавил Ричленд.

Пока они продолжали смеяться и рассказывать веселые истории о своем детстве, Грейсон окинул взглядом сидящих за столом. Он прожил благословенную жизнь, это правда. Он никогда ни в чем не испытывал нужды — ни в еде, ни в вещах, ни в любви. Будь он проклят, если позволит герцогскому титулу помешать иметь то же самое и своему собственному ребенку. И Грейсон с некоторым ужасом и в то же время с облегчением постучал ножом по стакану, чтобы привлечь всеобщее внимание. Смех и разговоры смолкли.

— Мне нужно кое о чем рассказать вам всем, — чуть застенчиво произнес он. — Я стану отцом.

Это сообщение было встречено гробовым молчанием, А затем заговорили все сразу. Грейсон объяснил родным, что влюбился в Кэтрин Бержерон (это едва не вызвало обморок у его матери), поэтому намерен жениться на ней и воспитать своего ребенка в любви и преданности, как был воспитан в свое время он.

Грейсон и сам удивился. Мысль о женитьбе на Кейт, о том, какому удару подвергнется его репутация и положение, давила уже давно и тяжело, однако он не осознавал, что уже принял решение, вплоть до того момента, пока не озвучил эти слова перед всеми членами семьи. А когда он их произнес, то удивился, почему ему потребовалось так много времени для этого решения. Он не может обойтись без Кейт и без своего ребенка. И ничто ему не помешает.

Он знал, что его семья, в конце концов, тоже примет это. У них был свой кодекс: семья — во-первых, долг — во-вторых.

Но сейчас Грейсон единственный верил, что это правильное решение.

Затем последовало оживленное и жаркое обсуждение. Когда Фредерик начал спрашивать, чем именно занимается куртизанка, Пруденс выгнала сыновей из комнаты. Герцогиня заявила, что это позор для всей семьи, однако Ричленд заверил, что в истории рода Дарлингтонов были и гораздо худшие события, и это заставило всех замолчать в ожидании разъяснений, что же может быть еще хуже.

Когда все перешли из столовой в гостиную, предположений относительно возможных последствий было много.

— Больше всех потеряет Меррик, — серьезно заявил Грейсон и посмотрел на брата.

— Помоги мне Боже, но если руководители Британии устранятся от выполнения того, что правильно для нации, то мы все обречены гореть в аду.

— Браво, браво! — крикнул Роберт Карлайл. Однако герцогиня не унималась.

— Ты безумен, Грейсон! Ты нанесешь непоправимый вред своей семье и доброму имени отца! Все, кому не лень, будут судачить об этом! От нас будут шарахаться все порядочные люди — ты этого хочешь?

— Мама, — терпеливо убеждал ее Грейсон, — а ты хочешь, чтобы ребенок нашей крови и плоти жил в ужасных условиях?

— Разумеется, нет! Почему ты решил, что я говорю об этом? Но прежде всего ты мой ребенок, и я не хочу, чтобы ты страдал, Грейсон! Я очень разочарована тем, что ты можешь разрушить все, что завещали тебе мы с отцом, и хуже того, это скажется на твоих братьях и сестрах. Что будет с Джинни? Она еще даже не вышла в свет, как ты думаешь, кто позарится на нее, если ты поступишь по-своему?

— А как же Грейсон, мама? — тихо спросила Мэри. — Разве у Грейсона нет права на счастье?