— Теперь, — пригрозили они, — мы сбросим вниз вас, как сбросили ваши вещи.
Потом приказали Мори:
— А тебе придется повторить здесь тройное сальто, которое ты нам показываешь в номерах.
Тем временем подошла Ольчези в сопровождении своих помощников; на ее взгляд, во всем было виновато зеркало инфанты.
— Прыгай, Небесная Серенада!
И Мори прыгнул.
Тогда раздался смех, который, как показалось Дзелии, продлился несколько часов. Он вырвался из уст ее подружек, служащих, клиентов, всех, кто проходил мимо; и продолжал звучать даже тогда, когда отряд полицейских в парадной форме вломился в дом и обыскал его сверху донизу, но, не обнаружив следов ни провансальцев, ни каких-либо иных подрывных элементов, продолжил свой путь к плацу.
Смех, который не заглушили ни музыка военных духовых оркестров, ни звон колоколов; который послужил ответом Ольчези, когда она позвала Дзелию, чтобы сообщить ей о том, что, по приказу Мори, подлежащему выполнению в воскресенье, то есть в тот же день, она должна покинуть пансион. Может быть, ей это просто казалось, но смех продолжался и тогда, когда день клонился к вечеру и она совсем уже собралась уходить: она услышала, как он пронесся по опустевшим ящикам, по убранной постели, по запертому чемодану, отразился от зеркала инфанты.
Спускаясь по наружной лестнице во двор, она увидела только руки своих подруг. Они махали ей на прощание, аплодировали, тянулись вверх, чтобы зажечь первые лампы, закрывали окна, уже уставшие от того множества историй, которые вскоре случатся.
Эти руки, подумала она, неподвластны времени.
— Куда едем? — спросил ее шофер такси.
— Куда хотите, — ответила Дзелия.
— В парке еще играют.
— В парк, — одобрила Дзелия.
Она заметила, что странным образом земля выглядела чистой, а небо казалось темной горой.
Шофер, который от ее молчания чувствовал себя не в своей тарелке, воскликнул:
— Печальные истории любви!
— Что в этом смешного? — спросила Дзелия.
— Ничего. Это я так.
VIII
Он принимал роды у коров и делал аборты женщинам.
Ренато Ченси, которого прозвали Гореплаватель, потому что он когда-то дерзко отправился на поиски приключений в Адриатическое море, откуда вернулся весьма грустным, жил в Порто ди Леванте: точнее, на острове Альбарелла. Он плавал от конюшни к конюшне на лодке, на носу которой был светящейся краской нарисован петух, и казалось, что этот петух с большим красным гребнем парит над окутанными туманом болотами. Время от времени Ченси арестовывали, потому что он не был ни ветеринаром, ни акушером, и из-за его связей с Пезанте. Но никто не мог отрицать его способности возвращать к жизни даже задохнувшихся в утробе матери телят.
Больных животных он лечил в районе Буза ди Бастименто и Сканно дель Пало в заводях, где вода была чудотворной, и о которых знал только он. О его появлении из тумана еще раньше, чем светящийся петух, возвещало жалобное мычание быков и коров, и мы говорили: Гореплаватель едет.
Женщинам, которые хотели сделать аборт, приходилось отправляться в пустынные уголки острова Альбарелла, где было безопаснее, а он ждал их, сидя на мостках, плотно закутавшись в клеенчатый плащ. Я устал, — говорил он, — от того, что в этом мире все постоянно беременеют. Поэтому он жил один и о его связях с женщинами не было известно абсолютно ничего. У него были свои колдовские методы. Тем, у кого срок был больше трех месяцев, он советовал отправиться к перевозу Ка Тьеполо и искупаться в заводи, которую называли Морина, то есть «Смугляночка»; она была расположена в месте, где можно наблюдать обратное течение, удивительное явление природы, суть которого в том, что морские волны сталкиваются с водами реки, побеждают их и вынуждают течь вспять, так что кажется, что По стремительно возвращается обратно к источнику.
Ченси утверждал, что в этом месте действуют противоположные силы пресной и соленой воды, и, как везде, где природа ведет себя странно, провидение проявляет себя здесь самым таинственным образом. Может быть, это была одна из тех сказок, которые он очень хорошо умел сочинять, но она действовала, и во время прилива на поверхности воды в заводи Морина часто можно было заметить головки девушек вперемешку с заградительными буйками; прилив наступал, поглощая отмели, как лава, и устоять перед ним мог только тот, кому уже нечего было терять.
У меня после этого осталось воспоминание о подъеме все выше и выше, во время которого я не открывала глаз, представляя, что возношусь к какой-то розовой мечте.
Ченси явно находил удовольствие в сценах, которыми сопровождал свои операции. И тогда, когда пользовался железом или палочками, обмотанными паклей, и тогда, когда давал выпить колдовского напитка или заставлял подпрыгивать до потери чувств, он очерчивал вокруг женщины круг, изображающий солнце с вырывающимися из него языками пламени; смуглый, худой, но крепкий, как дуб, со светлыми глазами жителя далматинских островов, он рисовал эти и другие знаки с видом демона. Он пытался заставить нас поверить, что в него вселяется некая сверхчеловеческая сила, а мы притворялись, что верим.