– Дорогая, вам следует больше тренироваться. Ваши логические способности не столь блестящи, как вы думаете. – Люк посмотрел прямо в чарующие божественно-прекрасные глаза Розамунды.
Она с достоинством встретила его взгляд.
Герцог хотел увидеть на лице Розамунды антипатию. Хотелось, чтобы она испугалась и чтобы правда раз и навсегда осталась скрытой за семью замками.
Наконец герцог заговорил, но так тихо, что Розамунде пришлось податься вперед, чтобы его услышать.
– Мой отец любил меня единственно возможным для него способом – весьма умеренно и на расстоянии. Он мог быть суровым, но всегда помнил о моих интересах. Я второй сын, и поэтому меня воспитывали для карьеры офицера. «Книжный» мальчик для этого не подходил.
– Но ведь вы были слишком юным, чтобы отправляться на войну. Большинству младших сыновей все же позволяют окончить университет. Почему отец настоял, чтобы вы прервали учебу? Люк растер пальцами виски.
– По многим причинам, – сказал он и замолчал.
– Скажите мне, – попросила Розамунда.
– Возможно, потому, что мои успехи затмевали достижения старшего брата, а это было нежелательно. Наследник титула должен быть самым умным. А может быть, потому, что отец считал это единственным способом сделать меня таким человеком, каким он хотел видеть своего сына.
– Мой отец всегда поощрял моих братьев заниматься тем, что им интересно, – прошептала Розамунда.
Момент был крайне напряженным. Люк мог поклясться, что чувствует исходящий от ее тела жар.
– Ваш отец был не таким, как мой. Розамунда покачала головой.
– Да, вы правы, но в каком-то смысле он был даже хуже. Я думала, что его любовь ко мне вечна и не зависит от чего-либо, что может случиться в жизни, но жестоко ошиблась. – Она внимательно осмотрела свои руки и вздохнула. – Но мы говорили о вас.
Он расскажет ей. Хотя бы для того, чтобы она прониклась к нему вечным презрением и перестала искушать.
– Вы когда-нибудь встречали мою мать?
– Мать? – Розамунда задумалась. – Да, хотя и не часто. Насколько я помню, она была очень красива.
– Не просто красива. Она была воплощением доброты, нежности и ласки, матерью, о которой можно лишь мечтать. А отец сделал ее несчастной. О, мама старалась не показывать этого. Превосходная актриса, она всегда улыбалась и делала все, что просил супруг. Она была связующим звеном в нашей семье, и только благодаря ей все мы выглядели почти нормальными. Но я видел, что скрывается под ее наигранной веселостью. Мама становилась по-настоящему счастлива, только когда отец уезжал в город, а мы оставались с ней наедине: Генри и я, а позже и Мэдлин. Но я…
– Что? – спросила Розамунда, когда герцог замолчал.
– Я был ее любимчиком. И обожал ее больше всех насвете.
– И что было дальше?
– Я не сумел ее спасти, хотя был обязан помочь ей.
– От чего?
– От моего отца и несчастливой жизни. Последовала долгая пауза.
– Что вы имеете в виду? – удивилась Розамунда.
– Я оказался трусом и не сделал единственного, о чем она меня просила.
– А о чем она просила?
Его глаза смотрели куда-то над ее плечом. Но что он при этом видел?
– Она умоляла увезти ее от мужа.
– Увезти? – переспросила Розамунда так громко, что герцог очнулся от грез.
Люк быстро подошел к двери и распахнул ее.
– Миссис Берд, простите мою откровенность. Не знаю, о чем я думал. А теперь я должен попросить вас удалиться.
Непрошеная гостья не вышла из комнаты, а закрыла дверь. Прежде чем герцог оправился от изумления, она дважды повернула ключ в замке.
Его светлость рыкнул что-то, безусловно, грозное, но Розамунда перебила его:
– Вы должны рассказать мне все! Вы и ваша бабушка так много сделали для нас с сестрой. Вам просто необходимо выговориться. А мне ваш рассказ не причинит боли. Все справедливо. Вы же заставили меня поведать мою историю с Генри. Теперь ваша очередь.
– Герцогам нет дела до очередей, – сухо проговорил Люк.
– Но этот герцог должен выполнить то, о чем я говорю. По крайней мере, один раз в жизни, – не сдавалась Розамунда.
Люк опять погрузился в воспоминания и отошел к окну. Он не мог смотреть ей в глаза.
– Мама никогда не рассказывала мне, что происходило за закрытыми дверями. Я так ничего и не узнал. Я понятия не имею, причинял ли отец ей физическую боль, как он поступал с нами время от времени, или убивал ее волю словами. Вы и сами помните, что он никогда не лез за словом в карман. С каждым годом моя мать утрачивала частичку своей природной живости. В течение семнадцати лет я наблюдал ее бесплодную борьбу. Думаю, это видел только я, потому что мы с ней были связаны некими духовными узами. Она любила меня, как ни одна мать никогда не любила сына.
Люк сделал паузу. Розамунда молчала. Воспоминания о матери изгнали из сердца герцога суровость, даже черты его лица смягчились, стали нежнее.