Скандальная репутация

С каждым шагом Розамунда все отчетливее вспоминала ужас первых дней после того давнего скандала, когда во время всего лишь одного ее короткого похода в деревню семнадцать человек отказались с ней здороваться. Среди них было три лавочника. Тогда ей впервые изменило присутствие духа.

Теперь прихожане делали то же самое – смерив Розамунду ненавидящими глазами, отворачивались. Мужество снова оставило ее – захотелось уйти в себя, спрятаться в собственном маленьком мирке.

Викарий кашлянул; стараясь привлечь внимание Розамунды. Его внимание и забота добавил ей храбрости, и она осмелилась посмотреть на гостей, сидевших в передних рядах. Здесь были все члены «Вдовьего клуба» – Грейс, Джорджиана, Элизабет и Сара. Все они ободряюще улыбались ей. А твердая рука сэра Роули, на которую она опиралась, была надежна как скала.

Розамунда как раз собиралась сесть на скамью, когда случайно подняла взор и увидела своего отца.

«Господь милосердный! Помилуй меня!»

Она забыла, что надо дышать, не могла шевельнуться. В ушах стоял грохот. Неожиданно рядом с ней оказалась герцогиня.

– Я очень рада вас видеть, милорд, – спокойно заговорила Ата. – Спасибо, что решили разделить с нами радость по поводу бракосочетания моей внучки. Надеюсь, вы присоединитесь к нам сразу после обряда на торжественном завтраке в Эмберли.

Граф Туэнлин кивнул, не сводя взгляда с Розамунды. Та растерянно моргнула и обнаружила себя уже сидящей в некотором отдалении от отца. Кто ее туда усадил, она не могла бы сказать даже под пыткой.

Сэр Роули и лорд Лэндри снова заняли свои места, и герцог под звуки торжественной музыки повел сестру по проходу между рядами. В последнюю минуту он кивнул викарию, и тот поднял руку, призывая всех к вниманию.

– Прежде чем мы начнем, я бы хотел поприветствовать собравшихся сегодня здесь. Все мы – Божьи создания, и в качестве таковых должны помнить слова молитвы…

Герцог подался вперед и громким шепотом сказал:

– Слушай, скажи им просто, что надо уметь забывать и прощать, и покончим с этим.

Паства зашевелилась. Раздался гул голосов.

– Хорошо, – продолжил викарий с улыбкой. – В этот счастливый день, когда Господь соединит молодую пару, давайте забудем и простим проступки и прегрешения друг друга.

В церкви повисло молчание.

Кто-то медленно и неуверенно захлопал. Несчастная Розамунда зажмурилась, и Ата тут же сжала ее руку. Приоткрыв глаза, Розамунда поискала взглядом Сент-Обина. Оказалось, тот повернулся лицом к собравшимся и смотрел на них холодно и надменно, словно вопрошая: кто тут осмелился мне не повиноваться? Один за другим прихожане тоже стали хлопать в ладоши.

Ата указала глазами на ряд позади них, где сидела семья Розамунды. Блудная дочь слегка повернула голову и увидела, что ее брат Финн восторженно аплодирует. Тем же самым были заняты Фитц, Майлз и Джеймс. Все, кроме графа, который сидел недвижимо, словно каменное изваяние, и смотрел прямо перед собой невидящим взглядом.

Розамунда снова умоляюще взглянула на викария. Пусть он наконец продолжает! Она чувствовала отчаянную неловкость, находясь в центре внимания, и всей душой ненавидела каждое мгновение своего, казалось, бесконечного унижения.

Почувствовав чье-то прикосновение, Розамунда скосила глаза и увидела, что на ее плече лежит затянутая в перчатку мужская рука. Финн! Розамунда откинулась на спинку скамьи и прижалась щекой к его кисти. Потом она попыталась проглотить вставший в горле гигантский ком – но тщетно. Хорошо все же, что на свадьбу принято брать носовой платок.

Молодожены уже произносили клятвы, но Розамунда не слышала ни одного слова. Слишком уж она была подавлена почти забытыми ощущениями и эмоциями. После долгого периода затворничества миссис Берд снова находится в церкви! И здесь же отец, братья и человек, заставивший ее испытать чувства, которые она считала для себя невозможными. Если бы она была склонна к обморокам, то уже давно лишилась бы сознания. И не единожды. К сожалению, Розамунда обладала достаточно крепким здоровьем и не имела ни малейшего шанса погрузиться в благословенное забытье.

Всякий раз, когда Розамунда смотрела на высокую сильную фигуру герцога, сердце, словно иссушенное долгими годами несчастий, начинало неистово биться. Много лет с ней такого не было и, наверное, не будет.

Во время венчания был еще один драматический эпизод. Когда викарий обратился к Мэдлин с вопросом, согласна ли она «любить, почитать и повиноваться» будущему мужу, Люк Сент-Обин раздраженно закашлялся, тем самым нарушив святость момента.

Мэдлин повернулась к брату и довольно громко прошептала:

– Я поклянусь любить, почитать и повиноваться, Люк, но только потому, что он должен обещать отдать за меня жизнь. А я вовсе этого не хочу.

Люди, сидевшие в первых рядах, рассмеялись, а его светлость, помедлив, удовлетворенно кивнул.

Но когда жених взялся скреплять союз поцелуем, Люк грозно и очень недовольно заворчал.

Ему явно не нравился этот современный и совершенно возмутительный обычай.