– Ты видишь хоть что-нибудь? – тихо спросила Розамунда. Ее ноги словно приросли к полу, и она все еще стояла в дверях.
– Абсолютно ничего. Иди сюда, – отрывисто приказал он.
Она подошла к кровати и поставила вазу с цветами на столик.
– Что ты принесла? – Он принюхался и сморщил нос. – Уже началась подготовка к похоронам?
– Ну что ты, еще есть надежда. Я же прочитала тебе записку брата. И ты должен проявить…
– Если ты произнесешь слово «терпение», я тебя убью, – перебил Люк.
Ей неудержимо захотелось расхохотаться. В конце концов, истерика – это не только бурные рыдания, но и неконтролируемый смех.
– Вовсе нет. Я только хотела сказать, что тебе надо проявлять больше терпимости к посетителям, чтобы у них не возникало опасений за свою жизнь. – Его губы скривились – то ли от желания рассмеяться, то ли от раздражения.
– Твой букет опять подобран с глубоким смыслом?
– Ну нет, пожалуй. Ворсянка еще не расцвела, но… – Она сама не знала, решится ли договорить фразу. – Здесь есть немного дымянки. Она излечивает от хандры.
Его губы снова скривились.
– Что ж, я это заслужил. Продолжай.
– Лавр для настойчивости…
– Совершенно ненужная черта, – перебил Люк, – если, конечно, перед тобой нет французов или пиратов.
– И глоксиния, обозначающая гордый дух. – Об остальных цветах она благоразумно решила умолчать.
– А что это за знакомый сладковатый запах? – Возможно, ты имеешь в виду туберозы?
– И ты выбрала их для… – Вопрос повис в воздухе.
– Для твоего удовольствия.
– Удовольствия? Какого черта это значит? Для какого удовольствия?
– Ну хорошо, для опасного удовольствия.
– Это уже занятнее, – протянул герцог. Розамунда мысленно поблагодарила Бога за то, что тепличный красный тюльпан – признание в любви – не имеет запаха.
– Что еще?
– Если ты будешь задавать столько вопросов, мне придется добавить болиголов и паслен.
– Как хорошо, когда ты рядом!
– К твоим услугам, – усмехнулась она.
– Розамунда, ты никогда не говорила, почему так сильно любишь… – Она замерла, ожидая продолжения. -…цветы.
– Наверное потому, что они ничего от меня не требуют, не задают вопросов, и кроме того… – Она заколебалась, но все же продолжила: – Они дар красоты и покоя в зачастую уродливом мире. Каждую весну они напоминают о возможности возрождения. И еще они могут выживать в суровых условиях почти без ухода.
Люк надолго замолчан.
– Хочешь, я почитаю тебе? – предложила она. – Грейс оставила книгу.
Лежащий в постели мужчина поджал губы. Его неподвижный невидящий взгляд заставлял ее чувствовать себя неуютно. Открыв книгу на заложенной странице, Розамунда прочитала вслух две или три строчки, после чего Люк потянулся к ней и схватил за руку.
– Не надо, – резко проговорил он.
– Я думала, тебе нравится… Грейс же читала…
– Это совсем другое дело! – отрезал он.
– Понятно, – пробормотала Розамунда, абсолютно ничего не понимая. Хотя, быть может, напротив, она понимала слишком хорошо. Ей стало больно.
– Да ничего ты не понимаешь!
– Думаю, что понимаю, – возразила она.
– Послушай, Розамунда, мне не нужна твоя жалость. Лучше ничего не говори. Я слышу сочувствие в каждом слове!
– Но это же абсурд! – возмутилась она. – Вряд ли кто-то мог бы сочувствовать тебе меньше, чем я. Все как раз наоборот. Неужели ты думаешь, что я не слышу и не понимаю: «Бедная Розамунда, какая она несчастная! У нее есть только цветы, сестра, мерзавец муж, к счастью, уже покойный, оставивший ее без единого фартинга, и отец, отказывающийся ее знать. Ей даже пришлось просить меня заняться с ней любовью».
Она замолчала и, к немалому удивлению, почувствовала облегчение. Ну вот, она все и сказала. Все, что ни в коем случае не должна была говорить.
– Попроси меня опять, – сказал Люк так тихо, что она даже усомнилась, не показалось ли ей.
– Что?
– Ты все слышала. – Он отвернулся. – Но я…
– Ради Бога, Розамунда. Я же не моту напрямик просить тебя отдаться мне.
– Не можешь или не хочешь?
– И то и другое. Понимай как знаешь. Все, что угодно, только бы заполучить тебя в постель. Здесь и сейчас. – Он сжал кулаки и прижал к глазам. – Я не могу этого вынести!
Он просил ее. Ему нужна была ее помощь, чтобы забыть о гнетущей беспомощности, которую он постоянно чувствовал. Пусть даже забытье продлится лишь несколько коротких мгновений. А ведь этот человек никогда в жизни никого ни о чем не просил! И она никак не могла ему объяснить, что получит от него больше поддержки, чем он от нее.
В груди сладко заныло. Он дает ей шанс еще раз побывать в раю, перед тем как ей придется уйти.
Розамунде хватило присутствия духа, чтобы запереть дверь.
– Розамунда! – Его рука снова легла на глаза.
– Я здесь.
Она сняла платье и корсет, потом, поколебавшись, избавилась от чулок и сорочки. Вряд ли она проявила бы такую же смелость – или бесстыдство? – если бы он мог ее видеть. В комнате было прохладно, и ее пробрала дрожь.
– Тебе помочь? – поинтересовалась она, подойдя к кровати вплотную.
– Я справлюсь! – прорычал Люк.