Обмозговать это впечатляющее событие получается лишь, когда я переступаю порог своей квартиры. Перед глазами простирается непроницаемая тьма. Время на телефоне колеблется между двумя и тремя ночи. В прихожей, погруженной в вязкую и бездыханную тишину, меня настигает непродолжительный ступор от осознания, что я, черт возьми, сделала.
Переспала с двумя мужчинами. Одновременно!
Дрожь, вспыхивающая сверхновой где-то в районе солнечного сплетения, с мощной отдачей распространяется по всему телу, выстреливает жаром в конечности. Колени становятся ватными, я кое-как на подкашивающихся ногах снимаю туфли и тянусь к парику. Сердце наращивает темп от образов, мелькающих перед глазами. Сбивчивое дыхание, энергичные толчки, наши сплетенные друг с другом тела...
Кое-как добираюсь до ванной и морщусь, включив там свет. Раздумываю, принимать ли душ. Это нужно, чтобы смыть пот, пережитую взволнованность и изможденность. Но как же не хочется избавляться от следов, оставленных Тимуром. Его поцелуи и прикосновения впечатались в мою кожу и до сих пор прожигают до костей.
Остаток ночи я сплю, как младенец. Едва касаюсь щекой подушки — проваливаюсь в глубокий нерушимый сон. Разлепляю веки со звуком телефонного звонка. Шарю ладонью по тумбе и прислоняю мобильник к уху, толком не разглядев номер.
— Эллочка, детка, доброе утро! — верещит чересчур взбудоражено мама. — Ждешь нас уже с папой сегодня в гости? Мы к обеду подъедем.
— Я, э-э-э, да, мам. Жду, конечно... — бормочу сонным голосом, растирая лоб.
Конечно же, я забыла о том, что мы договаривались увидеться на выходных. Видимо, безделье и бесконечные терзающие рефлексии придется отложить, и моим великим кроватным свершениям не сбыться.
Мама сходу утягивает меня в удушающие объятия, словно в последний раз мы встречались лет двадцать назад. Стоит, прижав к себе, и покачивается из стороны в сторону.
— Ты на диете? Куда щеки пропали? — хлопает меня по лицу.
Нервотрепку можно считать диетой?
— На месте мои щеки, не начинай, — улыбаюсь ей и подхожу к неловко переминающемуся с ноги на ногу папе, чтобы чмокнуть его в щеку. — Новая рубашка? Тебе очень идет.
— Правда, дочка? — отец смущенно смеется и теребит седые усы. — Спасибо.
— Ага, здорово скрывает его
— Так а кто же меня откормливает? — ворчит на нее папа. — Потом жалуется...
— А кто заставляет тебя уплетать гигантские порции?
— Вкусно потому что!
— Все-все, — хихикаю я, поднимая руки в примирительном жесте. — Не ссорьтесь. Пойдемте лучше пить чай.
Надежда на то, что встреча с родителями пройдет спокойно улетучивается с момента, когда моя драгоценная мама приступает к осмотру квартиры с таким деловитым видом, словно ведет программу «Ревизорро». Указывает на малюсенькие погрешности, лишающую обстановку идеальной чистоты, критикует содержимое холодильника и в приторно-навязчивой манере пытается внушить свое мнение.
Я привыкла игнорировать такое ее поведение, но сейчас не уверена, что справлюсь.
— Мам, я не для того стремилась к самостоятельной жизни, чтобы ты отчитывала меня до старости лет за статуэтку, которая, по твоему мнению, стоит не в правильном месте, — со звенящим в голосе напряжением защищаюсь я. — Пожалуйста, прекрати придираться. Ты за этим сюда приехала?
Сколько раз еще придется перетирать эту тему и упираться в тупик? Эта женщина наделена непробиваемой упрямостью, что часто усложняет наше общение. Я бы не добилась успехов на работе, если бы пошла в нее не только внешностью, но и характером. К счастью, лояльность досталась мне от отца. С другой стороны, моя мама — невинный цветочек по сравнению с Сусанной Георгиевной, которая спала и видела, как бы разлучить нас Тимуром, едва ли не в смысл жизни превратила цель добиться нашего развода.
— Я? — мама кладет ладонь на сердце, изображая изумление. — Я же стараюсь, как лучше. Когда в твоем доме снова появится мужчина...
Господи,
— И что? Что дальше? — я громко и раздраженно вздыхаю, провожу ладонями по лицу. — Думаешь, кому-то будет дело до какой-то там фигурки на полке?
— Дьявол кроется в деталях, — скупо изрекает и, обиженно вздернув подбородок, отворачивается к окну.
Я всплескиваю руками.
— Как прикажешь это понимать?
Разумеется, она молчит. НУ РАЗУМЕЕТСЯ.
Папе всегда неловко, когда мы цапаемся, однако он предпочитает не вмешиваться и увлеченно смотрит телевизионную передачу об экзотических птицах Амазонки.
Я понимаю, что мама так ведет себя не со зла, но мне надоело постоянно напоминать, что со своей жизнью, порядком в доме, рационом питания и прочими бытовыми вопросами я хочу разбираться без чьего-либо вмешательства.