Держит за талию двумя своими
— Отпусти меня.
— Я и не держу, вставай давай. Мне тоже подняться надо.
Это он шутит так, значит? Не улыбается, а в серых глазах смешинки и бесы.
— Не смешно уже, Игнат. Отпусти, я сказала!
Вместо того чтобы помочь мне, он усложняет задачу. Разводит шире бедра так, что мои ноги оказываются между его коленями, которыми поганец меня зажимает! Одна его ладонь пускается шарить по моей спине. Игнат не касается моей кожи, но я понятия не имею, почему это так чувственно. Почему это… так приятно?.. Нет, нет. Нужно абстрагироваться от этих испепеляющих мыслей.
— Совсем ничего не чувствуешь?
Его низкий голос отзывается где-то глубоко внутри. Я понимаю, что это чисто физика. У меня не было секса несколько недель, я беременна. Мне это нужно, а Игнат пользуется положением! Мое тело бьет крупной дрожью, и я прикрываю глаза от стыда. Веду плечом, когда Аскаров снова приближает к моему уху свои губы.
— И
Он нагло опускается рукой еще ниже, прямо к попе.
— Ты сошел с ума?! — рычу на него и вырываюсь яростнее.
Игнат даже не пьян, чтобы потом найти себе оправдание в этом. Он не найдет позже в свою защиту ничего, чтобы объяснить, какого черта его губы коснулись моей шеи. Я бью Аскарова в грудь. Вскипаю от злости. Да, от злости! А не от возбуждения. И мне совершенно не нравится, что он целует мою шею, что исследует ее языком. Мало того — мне это противно.
— Ненавижу, — собственный голос подводит, звучит неубедительно.
Его крепкая ладонь сжимает мою задницу, и я, черт возьми, едва не стону! Какой стыд, какой ужас. Встряхиваю головой, теперь точно намерена влепить Игнату заслуженную пощечину, но руку он мою удерживает, а поворачивать лицо к нему было плохой идеей. Потому что Аскаров совсем не благороден: впивается в мои губы поцелуем сразу, как представляется шанс. Пальцы стискивают его окровавленную рубашку. Не шелохнуться, ногами не пошевелить. Этот мерзавец прочно зажал меня, блокировал все пути отступления, лишил любой возможности врезать. Может, он, конечно, считает, что на сегодня ему хватит ударов и наступило время поцелуев, но зализывать раны я не соглашалась!
Жаркие губы не дают вдохнуть. Потеря кислорода сказалась на мне плохо, очень плохо. Я умом тронулась, ведь целовать Игната в ответ, да еще и страстно, по собственной воле не стала бы. Мне нечем дышать, я рехнулась. Просто рехнулась… Но почему этот требовательный поцелуй так заводит? Почему мне нравится, что Игнат берет, не спрашивая? Почему тело словно плавится в его руках? И почему я беззастенчиво трусь своей промежностью о…
Вдруг дверь напротив открывается, в прихожей включается свет, а незнакомый женский голос изумленно восклицает:
— О Господи! Игнат?!
Глава 27
— Мам! — выпаливает Аскаров, машинально ослабляя объятия. — Мам… ты что… что ты здесь делаешь?!
Я поджимаю губы, запоминая вкус губ своего босса, и вскидываю глаза на зрелую женщину с короткой стрижкой, которая стоит на пороге спальни в ночной сорочке и сонно протирает глаза.
— Ты сам прислал посылкой ключ от квартиры, — обиженно заявляет рыжеволосая симпатичная незнакомка. — Забыл, что ли, сынок?
Я в спешке поднимаюсь на ноги, поправляю юбку. Игнат подрывается следом с пола. Он прочищает горло и выглядит крайне взволнованным и растерянным. Уверена, я выгляжу точно так же. У меня наверняка раскраснелось лицо. Боже, да я вся пылаю. Какой позор!
— Я-а… Извините… Извините, пожалуйста! Мы вас разбудили…
Мама Аскарова вскрикивает, вмиг переключив внимание с меня на своего сына.
— Кошмар какой! Игнат?! — вопрос звучит остервенело, будто она готова прямо сейчас выцарапать глаза обидчику родного ребенка.
Оказавшись рядом, женщина трогает лицо моего босса, который внезапно из взрослого парня превращается в ребенка. Его мать пристально изучает кровоподтеки и синяки, словно считает их.
— Мам. Ма-ам, — робеет Игнат. Затем, когда она в упор его не слышит, он говорит жестче и хватает мамины запястья. — Все, хватит. Я в порядке, ничего страшного.
— С кем это ты так? — охает она.
— Я думал, ты приезжаешь на следующей неделе.
— Не ждал, значит, мать?
Как истинная дама, она демонстративно обижается и из-за того, что сын игнорирует ее беспокойство, и из-за того, что он будто бы не рад ее приезду.
— Ой, не начинай… — Игнат неожиданно усмехается и притягивает маму к сердцу. — Знакомься, — кивает мне, — эта женщина меня родила…
— Ой, Господи… Нормально меня представь!
Они вдвоем смеются, и я не сдерживаюсь, но мой смех выходит каким-то не таким беззаботным, как у них.
— Мама моя, — с любовью и теплом произносит Аскаров, — Настасья Павловна.
Сбитая с толку, я чуть ли не топчусь с ноги на ногу. Опять конфуз, и опять со мной. Почему я вечно попадаю в такие некомфортные и неприличные ситуации? Почему именно я?
— Здравствуйте, — тяну улыбку, как могу, потому что чувствую себя бесстыжей и грязной. — Элла.