Я от неожиданности даже присаживаюсь обратно попой на стул. Сижу ровно, натянутая, как струна.
— Мне? Да ты что?! Просто вообще… знаешь, вообще… непонятно, чего это он тут… Мне просто любопытно! И зачем он здесь?! — почему-то я раздражаюсь, сама себя не понимаю; путаются, забываются слова. — Что, я единственная, кто за начальством подсматривает?!
Но, как ни удивительно, искренняя довольная улыбка не сходит с ее лица.
— О-о, подруга, так ты влюбилась!
— С ума сошла, что ли? В кого влюбилась? В него, что ли?
— Тот, к кому ты в тот вечер спешила на свидание, не впечатлил тебя… Кажется. Да? Так почему не Игнат Артурович? О нем, по слухам, весь ваш женский дружный коллектив мечтает.
Маргарита мне понимающе подмигивает.
— Так что? Будешь признаваться? — специально давит она.
Я выдыхаю, стараясь не улыбаться так открыто. Ну откуда оно все рвется, откуда?!
— В чем же?
— В том, что ты по уши влю-би-лась в него! — Марго хохочет, говоря громко.
И надо же, как раз в эту секунду высокая фигура Аскарова показывается около нашего столика.
—
Марго смущается, прячет глаза, прикрывает лицо своими длиннющими волосами. Но, похоже, Игнат ее не признал. Приятельница поигрывает бровями, глядя на меня. Незаметно для босса показывает мне большой палец — мол, классный мужик, надо брать!
— Никто ни в кого! — растерявшись, восклицаю я.
На нас оглядываются гости с других столов, поэтому я, немного успокоив бешено бьющееся сердце, прочищаю горло и улыбаюсь Аскарову, как ни в чем не бывало.
— То есть… Я имею в виду, мы разговаривали про общих знакомых.
Марго, жуя кусок торта, кивает поддерживающее головой.
— Угу, угу.
Игнат поправляет полы пиджака, пуговицы на нем и плутовато мне ухмыляется. Я розовею мигом, возмущаюсь про себя: как Маргарита могла такое даже просто предположить? В Игната влюбилась! Я?! Что за чушь? Ну чушь просто!
— Понятно, — покашливает в кулак и чешет кончик носа Аскаров; видно же по нему, что не поверил моим объяснениям. — А я мимо проезжал… Локация показалась знакомой, потом вспомнил: я ведь ее сам в среду утверждал. Вот, решил перекусить, — осматривается вокруг.
Я ему совершенно неубедительно улыбаюсь.
— Да-да, какая неожиданность!
Он же свою дьявольскую усмешку прикрывает кулаком и, скользнув по мне долгим взглядом в последний раз, желает нам хорошо провести время.
— Сладенький! Какие кудряшки! Какие глаза! Элла! — бунтует она. — И ты хочешь, чтобы я поверила, что он тебе даже не нравится?!
Я, дабы не отвечать ничего, принимаюсь есть свое пирожное.
— Пожалуйста, расскажи старушке Марго, было между вами хоть что-то?
— Маргарита!
— Что-о? Подогрей мои фантазии, ну!
Если бы она знала,
— Иди-ка сюда.
Глава 31
— Ты в своем уме вообще? — злюсь я на Игната.
Он заводит меня в мужскую уборную и запирает дверь.
— Сейчас сюда будут стучаться, — говорю, теряя терпение.
Аскаров пожимает плечами. Он и впрямь ведет себя, как подросток. Я снова провожу мысленное сравнение его с Тимуром. Явно не в пользу Игната. Не могу понять, почему сердце бунтует, стоит только задуматься о чувствах к боссу. Он дурак, он ветреный и беспечный. Его нельзя любить, и я не люблю!
— Мне нельзя волноваться, — пытаюсь достучаться до его здравого смысла.
Игнат усмехается, делая шаги вперед. Я задницей прилипаю к столешнице, а спиной — к зеркалу.
— Я и не собираюсь тебя волновать, — отвечает он, запуская руку мне в волосы. — Только хочу подарить немного удовольствия.
— Игнат…
Он делает вид, словно задумывается.
— Я сказал «немного»? — очевидно же, забавляется. — Я имел в виду, много,
Я сопротивляюсь, но спустя несколько попыток его губы все же накрывают мои. Бью Игната по рукам, в грудь, по плечам. Пробираясь под пиджак, царапаю торс через шелковую рубашку. Ему наплевать даже на то, что я попортила его одежду, он продолжает удерживать меня и душить поцелуями.
— Игнат, хватит, я сказала! — каким-то чудом вырываюсь, но ненадолго.
Поймав меня снова, он подводит обратно к столешнице и ловко оборачивает к зеркалу. Я смотрю на наши отражения: мое растерянное лицо и его довольная улыбка — первое, что бросается в глаза. Толкаю его локтями, но этому гаду хоть бы что!
— Игнат, уже не смешно, — предупреждающим тоном.