Слова Залины не выходят у меня из головы несколько дней. С трудом гашу в себе поднявшееся волнение, но оно не проходит и достигает пика, когда везунчик ловит такой же приход от боли, как и на парковке, во время нашего секса. Это вводит в ступор. Тут же вспоминаю, как накануне Багдасаров показывал мне два билета на Чегемские водопады. Значит, обследоваться у него нет времени и желания, а терпеть боль и кататься по курортам – есть? Где логика? Он, может, таким образом самоубиться решил? Но с чего взял, что я желаю принимать в этом участие?
Эрик перекатывается на бок и лежит так какое-то время, сильно зажмурившись. Судорожно дышит, но не от удовольствия, нет... Жду, когда ему станет легче, отпустит, и, как только взгляд карих глаз проясняется, встаю с кровати и начинаю собирать его вещи.
Багдасаров, слегка прищурившись, наблюдает за мной.
– Если что-то еще обнаружу из твоего у себя в квартире, то напишу СМС. А теперь одевайся, забирай вещи и уходи.
– С хуя ли? – негромко произносит везунчик.
– Вернешься, когда дашь согласие на обследование и операцию. Измайлов на свободе, вас уже меньше прессуют, можно и здоровьем заняться. В период восстановления я буду рядом. Возьму отпуск на работе. Если необходимо будет, то и вовсе уйду. Без присмотра не оставлю.
– Никакой операции не будет, – категорично заявляет Эрик.
Душу сковывает безысходность. Я обхватываю себя руками.
– Мне звонила Залина. Запчасть в твоем позвоночнике из нашей партии. Напомнить ту историю про ослепшего мужчину с букетом заболеваний? Хочешь, как он, да?
– Понятно. Спелись, значит? Зря. Не выношу давления. Абсолютно никакого. Этого она тебе не сказала?
– Это я и без нее знаю. Но мое терпение тоже не безгранично. В чем причина такого упрямства, не пойму?
– В том. Я не хочу. Исчерпывающе?
Хотелось бы мне иметь такие же нервы, как у везунчика, но терпение и впрямь на исходе. От досады и отчаяния, что он даже не пытается объяснить, в чем причина, едва сдерживаюсь, чтобы не заплакать.
– А дотянуть до инвалидности или летального исхода, причинить боль близким людям – хочешь?
Тело Эрика заметно напрягается, он поднимается на ноги. Тяжело вздыхает.
– Не пили мне мозг. Я повторяю: не хочу.
– Уходи.
– Уверена?
– Более чем. Не хватало, чтобы на моих глазах что-то плохое случилось и я действительно мозгами отъехала. И так испытываю чувство вины, что хоть и косвенно, но причастна к этому всему, – указываю на его голый торс. – Не претендую на особое место в твоей жизни, но и смотреть, как ты гробишь себя, тоже не собираюсь. Не у одного тебя есть принципы, понял?
Повисает пауза, за которой следует глухое «блядь», и Эрик идет к креслу, подбирая свою одежду.
– Выкинь, – кивает на стопку собранных вещей.
Одевается и уходит, громко хлопнув дверью.
Если не ляжет в больницу на обследование, то и впрямь не хочу больше видеть его мучения. Имею на это полное право. Но почему же так щемит в груди и хочется его вернуть?
Багдасаров молчит три дня. Я дико бешусь из-за этого и на эмоциях звоню Дане – говорю, что отзываю все доверенности у нотариуса и соглашусь на брак с Ибрагимовым, а после выключаю телефон на сутки. Знаю, что брат тут же наберет Эрика после подобных заявлений, и в глубине души надеюсь, что везунчик все-таки задумается, что не прав, приедет поговорить, скажет, что ляжет в больницу. Хотя бы на обследование. Как бы не так! От Багдасарова по-прежнему ни звонка, ни сообщения. Зато утром приезжает брат и пытается выяснить, что произошло и почему я изменила свое решение. Понимаю, кто его подослал, и еще сильнее из-за этого злюсь. Какой же Эрик эгоист! Ненавижу!
Даня уезжает, и я рассчитываю, что он только Багдасарову обозначит мою позицию, но, видимо, я была слишком убедительна и слегка перестаралась. Оказывается, после нашего разговора брат позвонил Алексею Борисовичу, а тот, в свою очередь, – Иману, поставив меня тем самым в глупое положение, ведь замуж за Ибрагимова я не собираюсь, этот шаг был просто коварной уловкой.
Однако чуть позже до меня доходит, кто дал брату такие установки. Эрик хочет посмотреть, как далеко я смогу зайти в своем шантаже? Далеко! У Багдасарова волосы на голове зашевелятся от моего воинственного настроя. Может, тогда появится желание назвать хоть одну причину своего категоричного отказа ложиться на операционный стол, чтобы остаток жизни я не винила себя в инвалидности Эрика или его смерти.
40 глава
Сильные и независимые женщины не плачут по ночам на кухне в одиночестве. Но это не про меня. Третий час ночи, я одна в квартире и умываюсь ручьями слез, кляня везунчика на чем свет стоит. Стоило бы, конечно, начать с себя, ведь первая к нему подошла тем вечером в клубе. Вот и реву теперь, потому что этот сволочь ни разу не позвонил за семь дней, не говоря уже о том, чтобы приехать. Ну что за принципиальность такая, а? Ян звонил, Даня звонил, даже Залина чиркнула короткое сообщение, что огребла за самодеятельность и просит прощения за нашу размолвку с Багдасаровым. А сам гад молчит. Какие мы гордые! Но я еще хуже.