Скандальная связь

Я открываю дверь и выхожу на улицу. С неба всю дорогу срывался дождь. Вот и сейчас на лицо падает несколько капель. Везунчик идет рядом и даже не предпринимает попытки обнять. Но я кожей ощущаю его близость. Боже… А ведь за мной еще никто так настойчиво не ухаживал. И вот как, спрашивается, не потерять голову?

– Дальше этой двери не пущу, – киваю на высотку, к которой мы приближаемся.

– Сказал же, спать расходимся.

Я не вижу лица Эрика, но чувствую, что он улыбается. 

На мгновение поворачиваюсь в его сторону и внезапно запинаюсь каблуком об асфальт. Теряю равновесие и лечу вниз. Практически у самой двери. От падения спасают руки везунчика. Хватка его пальцев становится невероятно сильной, и я громко охаю. Эрик отпускает меня так же резко, как и подхватил. Покачиваясь, делает шаги до стены, упирается в нее плечом и стоит так какое-то время, сжав кулаки и судорожно дыша. Боже... Его спина! Он же в прошлый раз предупреждал, что подхватит на автомате, но это будет грозить ему новыми увечьями. 

Мне страшно к нему прикасаться, по телу бежит рой неприятных мурашек, когда представляю, как Эрику сейчас больно, но всё же трогаю его за плечо. Везунчик напряжен и не отзывается.

– Эрик, – снова зову, начиная паниковать. 

Лишь спустя минуту он поворачивает голову. Открывает глаза. Зрачки по пятаку, губы бледные и сжаты в тонкую линию. Кажется, что вот-вот сползет по стене и отключится. Меня прошивает отчаянием, едва удерживаюсь от того, чтобы снять туфли и закинуть их куда подальше. 

– Вызвать скорую?

– Нет. Сейчас пройдет, – слабо говорит он. 

– Идем. – Открываю дверь, неуверенно обнимаю его за талию и веду к лифту. – У меня таблетки наверху. Сейчас будет полегче. 

В лифте везунчик снова прикрывает глаза, его штормит. Губы никак не обретут цвет. Впервые вижу его таким беспомощным и дезориентированным. 

Вставляю ключ в замочную скважину трясущимися пальцами. Эрик, сжав челюсти, молча наблюдает, и когда мы оказываемся внутри, на автопилоте идёт к дивану и падает на него. Я бегу на кухню, рыщу в аптечке, хватаю упаковку обезболивающего, наливаю в стакан воды и мчусь к везунчику. Присев на корточки, глажу его по белому лицу. Это всё из-за меня! Господи... Я не хотела. Лучше бы он не провожал. Содранные коленки и ладони не стоят таких мучений. 

Эрик выпивает три таблетки и снова закрывает глаза. 

– Не дрожи, лори. Сейчас оклемаюсь, – произносит сдавленным голосом. – Поставь лучше машину на сигнализацию. Ключ в левом кармане. Мне нужно полчасика, чтобы поймать приход. 

Я тянусь к его брюкам, достаю иммобилайзер. Спускаюсь к машине и зачем-то сажусь за руль, не торопясь идти наверх. Меня потряхивает, у самой как будто что-то защемило в позвоночнике, или где там Эрику поставили эту чертову пластину, которая причиняет ему боль и дискомфорт. Машинально открываю бардачок и смотрю содержимое. Таблеток нет. Презервативов тоже. Лишь сигареты, зажигалка, жвачка и какая-то замызганная плюшевая игрушка, похожая на жирафа. Даю себе еще пять минут, чтобы успокоиться, и возвращаюсь в квартиру. Эрик полулежит на диване. Смотрит в одну точку напряженными глазами, между бровями пролегла глубокая складка. 

– Почему так долго? – раздраженно спрашивает он. – Я уже хотел вставать и идти за тобой. 

– Идти? – выдавливаю из себя непринужденную улыбку. 

– Ну или ползти. – Губы Эрика раздвигаются в ответной, но всё такие же бледные. 

– Сделать тебе чай? 

– С сахаром. Четыре ложки. 

– Ого, ты сладкоежка… – замечаю я, продолжая имитировать непринужденность, но саму всё еще потряхивает от пережитого недоразумения. Хоть и впрямь в церковь за крестиком беги. – У меня нет сахара. Твоя теория в чем-то себя всё же оправдывает.

– А что из сладкого есть? Конфеты? Шоколадки?

– Очень мало. Конфеты, кажется... А еще роллы и пицца. Будешь? 

– Только чай и что-нибудь сладкое. 

– Сейчас. Лежи, не вставай, – ободряюще улыбаюсь ему снова.

– Ха-ха, лори, – безрадостно отзывается везунчик. – Еще минут двадцать я точно буду обездвижен. 

Я ставлю чайник, убираю аптечку на место. Делаю чай и иду в гостиную с небольшим подносом. Эрик пытается сесть. Взгляд уже не такой мутный, губы приобрели цвет, но ему всё еще больно. Кряхтит, как Семён Ильич, когда у того тоже что-то защемит. Везунчик принимает удобное положение, берет в руки чашку, закидывает в себя несколько конфет. Хорошо, что не в обертке. Запивает горячим чаем. Чуть ли не залпом.

– Ты так голоден? – спрашиваю на всякий случай и опять хочу напомнить, что у меня есть еда посытнее.

– Не голоден. Так нужно, – поясняет Эрик, задерживая на мне насмешливый взгляд. 

– Извини, я не хотела. Ты меня очень напугал. Тебе правда лучше? Может, скорую?

– Мне правда лучше. Укол бы не помешал, но потерплю до дома. Курс таблеток, смотрю, ты не пропила? 

Отрицательно качаю головой. 

– Зря. Но твое дело. – Эрик измученно морщится: то ли от недовольства, то ли от боли.

Я убираю поднос и возвращаюсь в гостиную через пять минут. Везунчику уже заметно лучше, начинает осваиваться. Сбросил с себя ботинки, сидит перед телевизором, щелкая каналы.