Скандальные признания

Эллиот побарабанил пальцами по подлокотнику. Интуитивно он чувствовал, Деборе можно доверять, однако здравый смысл подсказывал, что он недопустимо рискует. Нет, вряд ли она его намеренно выдаст, но какое-нибудь опрометчивое замечание в неудачной компании… как можно быть уверенным, что она этого не допустит?

Он знал, Дебора закрывалась как устрица и, по ее собственному признанию, жила отшельницей. Кроме того, ему хотелось ей рассказать, чтобы она знала.

— Вы правы насчет моих жертв, — сказал он. — Я действительно очень тщательно их выбираю. Все они в какой-то момент были ответственны за снабжение армии, точнее, его отсутствие. Медикаменты, доктора, санитары, сапоги, основной паек, лошади. Больше всего лошади. Они держали нас на голодном пайке практически во всем перечисленном. А что еще нужно армии, кроме оружия? И не важно, если вы не можете доставить его к полю боя, перевезти в госпиталь раненых, когда оружие дает осечку. Думаете, их это волновало? Отнюдь, — категорично заявил он. — Мне известно доподлинно, поскольку все мои письма, протесты и отчеты в свое время натыкались на глухую стену. А теперь… ну, теперь война закончена, и все хотят об этом забыть, так что в протестах смысла еще меньше.

— И вы решили таким образом их наказать.

— Именно так.

— Вы потеряли из-за этого много солдат?

— Да.

— И друзей? Простите, но то, чем вы занимаетесь, кажется мне очень личным делом… должно быть, у вас был кто-то…

— Был. Мой лучший друг. — Эллиот стиснул подлокотники так, что побелели суставы.

— Генри, — тихо произнесла Дебора. — Мне так жаль.

Эллиот коротко кивнул.

— Мне действительно очень жаль, — повторила она. — Я не хотела вас расстраивать. Не надо больше ничего говорить.

— Но я хочу, — сказал Эллиот, удивляя и ее, и себя. — Я хочу рассказать вам. — Он снова сглотнул и прочистил горло. — Как я уже говорил, мы с Генри вместе завербовались в армию и вдвоем поднимались по карьерной лестнице, хотя ему недоставало дисциплины, чтобы надолго задерживаться в новом звании. Он дослужился до капитана, но его хватило лишь на полгода. Он был первоклассным солдатом. Мы всегда поддерживали отношения. Когда мне требовалась лишняя пара рук, я всегда обращался к Генри. Он быстро пускал в ход кулаки, но умел держать язык за зубами в других вещах… важных для моей параллельной деятельности.

Он замолчал. Дебора напряженно смотрела на него через стол. Шокирует ли ее, если он признается? Вряд ли. Скорее приведет в восторг, как было с Павлином. И он решился.

— Дело в том, что я был не просто бойцом. Тому, что Павлин столь искусен, есть свои причины. — Он усмехнулся. — По иронии судьбы, научившись красть чужие секреты, я использую эти навыки, чтобы похищать дорогие вещи. Впрочем, спешу добавить, большая часть из них также украдена у первоначальных владельцев.

Дебора с непередаваемым изумлением уставилась на него:

— Вы имеете в виду… вы говорите, что вы… крали секреты? По приказу британского правительства? Но почему? Что вас заставило… о боже, вы были шпионом?!

Он мог предугадать ее реакцию. Ее глаза вспыхнули от восторга. Эллиот засмеялся:

— Да, верно.

— Бог мой! Неудивительно, что вам скучна обычная жизнь. Вы должны рассказать мне… расскажите… не знаю… что-нибудь о вашей миссии… нет-нет, я не жду, что вы расскажете мне свои тайны. Боже, сколько же секретов вы наверняка знаете. — Дебора засмеялась. — Как бы ужаснулся Джейкоб и ему подобные, если б они знали правду. Вы совершенно правы, Эллиот, в этом действительно есть большая ирония. Вы можете рассказать мне о своей работе? Вы были мастером тайных миссий?

Опасность, даже опосредованная, явно вернула ее к жизни.

— Боюсь, все гораздо прозаичнее. Если я кем-то и был, то мастером терпения.

Он рассказал ей несколько выборочных историй, чтобы снова увидеть ее улыбку. Ему нравилось смотреть, как она улыбается. А как заразительно она смеялась! Он рассказал ей еще немного, не желая возвращаться к болезненной теме, но недооценил Дебору.

— Наверное, он был вам скорее братом, чем другом. Я имею в виду Генри, — внезапно произнесла она, прерывая его на середине истории. — Что с ним случилось?

— Он был ранен в Пиренеях во время осады Сан-Себастьяна. Пуля раздробила ему ногу выше колена, наверное, он бы ее лишился, но рана, к счастью, оказалась не смертельной. Однако его не смогли доставить в полевой госпиталь, не было ни телег, ни мулов.

— О боже! — Дебора в ужасе смотрела на него, прижимая к губам руку.

Костяшки его пальцев вновь побелели.

— Рана загноилась, и он больше недели лежал в агонии под палящим солнцем. В конце концов его все же сумели переправить, но через несколько дней он умер от лихорадки. Я был с ним до конца, хотя он почти меня не узнавал. Погибнуть из-за того, что не было мула. Какого-то мула! — Он ударил кулаком по креслу. — Но что об этом знают ублюдки из военного министерства со своими списками и бюджетами? Какая разница, ведь мужчина с одной ногой им бесполезен. Что они знают об агонии, о страданиях, которые испытал Генри и тысячи других солдат? Разве их заботят сейчас выжившие?