Скандальный роман с бывшим мужем (СИ)

Хочу быть стервой сегодня. Точнее даже не так: не хочу притворяться хорошей. Я очень зла. И стала черствой за эти годы без него.

— Конечно, тебе было бы легче. В идеале тебе вообще не хотелось бы, чтобы у меня возникали какие-то вопросы. Ушел, оставив мешок денег — я должна была благодарить тебя и радоваться. Вернуться, чтобы получить удовольствие от общения с переросшим все младенческие проблемы сыном — тоже должна благодарить и радоваться!

Обвиняю Игоря зло, но тихо. Все же Тимуру рано знать, что Серебрянский — это не просто друг.

По взгляду бывшего мужа считываю, что он на мои слова злится, но сдерживается. А я упиваюсь своим превосходством. Не знаю только, на черта оно мне.

— Ты так говоришь, как будто это я решал, что неплохо бы потратить пять лет жизни на тюрьму…

Кривовато улыбаюсь. Беру в руки чашку и обжигаю язык слишком горячим кофе. Ругаюсь. Нахожу еще один повод злиться на Игоря.

— Водой запей, — он примирительно предлагает, я отмахиваюсь.

— Сама разберусь.

Зачем мешаю ему каяться и сильнее злю — не спрашивайте. Мне самой жутко интересно, когда же, наконец-то, из души изойдет весь яд.

— Я уже понял, что ты привыкла сама разбираться со всем. Но впредь так уже не получится, Агата, — Игорь разводит руками. Смотрит прямо в мои глаза и очень внятно произносит: — Я вернулся. Это многое меняет.

Хочется громко брякнуть: «ни черта!», а потом вытолкать его взашей из нашей с Тимом квартиры. Но я держусь.

Хотел вопросы? Будут тебе вопросы.

— Какой набитой дурой свою жену должен считать мужчина, чтобы вместо внятного взрослого разговора поиздеваться над ней, сначала оболгав, а потом навечно вселив чувство вины?

Я по лицу Игоря вижу, что он не рад тому, что я начала исполнять его же просьбу. Вместо того, чтобы разбираться, я предлагаю ему продолжить ругань.

Скулы Серебрянского каменеют. Я улавливаю движение желваков.

— Зачем ты переворачиваешь с ног на голову, Агата? Тебе так нравится упиваться своей обидой?

На самом деле, нет. Я тоже уже устала лить слезы в подушку и вариться в сомнениях: можно ли такое простить? Хочу услышать от него достаточно веские аргументы, которые сняли бы ответственность с меня.

— Нет, я просто хотела бы понимать, кем ты меня видишь. Наверное, забавно было наблюдать, как я ужом на сковородке кручусь в попытках доказать тебе, что никакой измены с идиотским Леоном не было. А мне, знаешь ли, было вообще не до смеха…

— Пять лет потом смеялся, — Игорь бурчит себе под нос, я хмурюсь и переспрашиваю:

— Что-что?

— Говорю, пять лет смеялся, Агата… — Он тяжело вздыхает. Тянется через стол за моей рукой, я дергаю.

Сейчас даже не верится, что мы провели ночь в одном спальнике. Только мыслей о его прикосновениях достаточно, чтобы кожу запекло.

— Что ты по-настоящему хочешь услышать, Агата? Что я поступил с тобой несправедливо? Да. Ты права. Это было жестоко. Но мне тогда казалось, что лучше я огражу тебя от разборок таким образом, чем позволю додавить меня, используя мою слабость… Самое нежное… И самое любимое место… Тебя.

От его слов неожиданно сжимается горло. Чувствую, что глаза становятся влажными. Отворачиваюсь, чтобы не расплакаться.

На меня так много всего навалилось… Я не пережила смерть близкого человека. Не разобралась, как себя вести с бывшим мужем. Еще и эта наглющая, с позволения сказать, коллега…

Сейчас я хочу одного: чтобы меня не трогали.

— С любимыми так себя не ведут, Игорь. Ты все же брал меня в жены, а не удочерял. Ты не имел права действовать у меня за спиной. Как видишь, исход получился ужасным…

Теперь руки развожу уже я.

А Игорь неожиданно улыбается. Еле заметно. Уголками губ. Но я успеваю уловить.

— Что смешного?

— Наш исход зовут Тимур и ничего прекраснее в моей жизни не было. Но если бы враги знали, что у меня есть любящая беременная жена… Агата, я не хочу тебя пугать, но хотя бы попытайся встать на мое место. Мой способ защиты был небезупречным. Но я искренне хотел тебя защитить. Вас.

Внутри клокочет. Мне сразу же хочется не просто спорить, а разбить его аргумент в пыль. Высмеять. Поглумиться. Дать ему почувствовать себя таким же жалким, какой чувствовала себя я. Но потом я вспоминаю, что он эти пять лет тоже провел не на острове, попивая пина коладу. Рядом с гневом зарождается боль.

— Каждый раз, когда я думаю, что слишком бескомпромиссна с тобой, Игорь, случается что-то, что доказывает — проблема явно не во мне. Ты говоришь, что хочешь нас с Тимуром вернуть, а сам… Уже не врешь, но не договариваешь. А что если через неделю тебя придут арестовывать и Тимур это увидит? А что если твои враги… А что если они вот сейчас поймут, что у тебя есть мы? Если ты представляешь угрозу для моего сына, Игорь…

— Агата, — и я, и Игорь знаем, что вот сейчас я могу сказать ужасную вещь, но правдивую. Серебрянский пытается меня тормозить. Я себя тоже — стискиваю губы. А потом решаю: нет. Правда не перестает быть правдой, если о ней не говорить.