Скандальный

– Дарья, хватит. То, что ты сейчас испытываешь, называется ревностью. Это нормально, мы все порой ее испытываем. А вот то, что ты решила в порыве ревности отыграться на Луне и ее любимой игрушке – ненормально. Я думаю, ты должна перед ней извиниться.

На мгновение наступила тишина. Дарья заламывала пальцы с испуганным и смущенным видом, дергая за края своего платья-пачки. Луна смотрела на нее, обхватив Эди руками за плечи и уткнувшись в изгиб ее шеи.

– Это правда, – вздохнула Мэл, глядя на меня с выражением лица, так и кричавшим: «я не знаю, что с ней делать».

Я пожал плечами. Не моя проблема.

Впервые с тех пор, как мы сюда приехали, Эмилия вышла из кухни с миской фруктового салата в руках. Она поставила ее на стол и поспешила к нам, смахивая с лица свои сиреневые волосы.

– Привет, что случилось?

Мэлоди ввела ее в курс дела. Дарья извинилась, и Луна наконец-то согласилась отпустить Эди и пойти с Эмилией умыться.

Мы с Мэл и Эди остались стоять в небольшом кругу. Солнце распаляло злость и разгорячало все вокруг, и я понимал, что, при моей ярости и очевидном стеснении Мэлоди, мы скоро выйдем из себя.

– Пожалуй, все же пойду выпью лимонада. – Эди осеклась и, развернувшись, ушла в дом.

Мэл уставилась на меня скептичным взглядом, и я в сотый раз за год поблагодарил Бога за то, что был чертовым Мьютом и она не ждала от меня ответа.

Я пошел в дом искать Луну и Эмилию. Я доверял жене Вишеса. Они с Рози обладали особым качеством. Заставляли тебя почувствовать себя как дома, даже если это явно было не так.

Я прошел мимо двух пустующих ванных комнат на первом этаже и уже собрался подняться в спальни на втором, как вдруг остановился у лестницы. В полной игрушек комнате Вона стояла Эди. Там было полно машинок, солдатиков и всякой всячины. Она стояла возле горки, спускающейся из огромного замка, и теребила что-то в руке. Я прищурился, пытаясь разобрать, что это было. Игрушечный солдатик.

Вид у нее был… печальный. Сказать по правде, я впервые увидел все это в ней. Настороженность. Отчаяние. Она казалась измученной, а я всегда был слишком занят и не замечал ничего такого, потому что внезапно оказалось, что у этой измученной души была потрясающая задница, шикарные сиськи и папаша, которого я презирал. Черт.

Тому, что я делал, не было оправдания. Тому, что зашел в комнату и закрыл за нами двери. Тому, что подошел к ней с бушующим в груди хаосом и стал наблюдать, как она подняла взгляд и поняла все, что творилось у меня внутри.

Я мог сказать, что причина была в том, как она заступилась за мою дочь, но это неправда.

Я мог сказать, что причина была в том, что, пока она держала в своей маленькой ладошке игрушечного солдатика, я увидел ее многогранность, но это тоже чушь собачья.

Я сделал это, потому что должен был. Потому что к черту последствия, Джордана Ван Дер Зи и все, что стояло между нами. Впервые за пять лет я прикоснулся губами к губам другого человека и поцеловал ее. Крепко.

Прильнуть к ее губам было все равно что вновь сесть на велосипед. Все получалось инстинктивно, но в то же время ощущалось совсем иначе, и я чуть не задохнулся от поцелуя. Обхватив ее щеку ладонью, я притянул ее ближе и языком разомкнул ей губы. Эди простонала и прильнула к моему лицу, будто жаждала этого со дня нашей первой встречи. Я взял ее лицо в ладони и углубил поцелуй, позволяя неведомой, чуждой мысли о том, что я ласкаю чужой язык своим, улечься в сознании. Поцелуй был чертовски влажным и интимным. Мне хотелось поглотить ее.

– Волна, – выдохнул я и, прикусив ее нижнюю губу, сжал, пока Эди не издала знакомый радостный визг. – Самая настоящая волна, черт побери.

– Морской конек, – ответила она.

– Хотел бы я им быть.

– Ты он и есть.

– Может быть, – ответил я, и впервые за долгое время в моем голосе прозвучала неуверенность.

– Я не твоя волна, Трент. – Ее слова были пропитаны печалью, и я знал: она была права. Она хотела меня прикончить. Очень.

– Нет. Ты моя Далила,[27] Эди, а я твой Самсон. Ты хочешь погубить меня, уничтожить, лишить силы и предать. Мне стоит держаться от тебя подальше, но я хочу тебя слишком сильно. И когда все закончится, когда от нас останутся только взмокшие тела, пошатнувшийся рассудок и разбитые сердца, ты запомнишь меня как человека, который заставил тебя плакать, а я запомню тебя девушкой, которую мне пришлось погубить, чтобы самому удержаться на плаву.

Мы пристально смотрели друг на друга, почти улыбаясь. Охрененно прекрасный вариант нарушить свои правила с девушкой, которая полностью была в моей власти и в то же время на вкус отдавала предательством. Проведя большими пальцами по ее щекам, я обрушился на ее губы в самозабвенном поцелуе, полном страсти и сожаления. Я целовал ее, вложив в поцелуй все стоящее, что мог ей отдать. Мы покусывали друг друга и полностью владели поцелуем, понимая, что он, скорее всего, никогда не повторится. Я делал то, что хотел сделать с тех пор, как впервые увидел ее в дальнем конце лужайки Дина, где она стояла рядом с отцом с такой ухмылкой на лице, будто была готова объявить всему миру войну.