Скандерия (СИ)

— У вашей дочери в досье есть пометка о нестабильности эмоционального состояния. И анамнез из клиники лечения неврозов. Четыре курса терапии. Встаёт вопрос о необходимости повторного обследования и безопасности остальных студентов.

— Но я её не била! — Агнесса повысила голос впервые за несколько лет. Русаков смерил дочь мрачным взглядом. Третьякова, внимательно и бесшумно следившая за разговором, удивлённо подняла брови.

— А Мурашкина утверждает обратное. — Литвин вернулся к своему планшету. — Более того. В её руке остался длинный белый волос.

— Даже если он мой, она могла получить его как и когда угодно. В раздевалке, например.

— Мы это проверим, — пообещал Литвин.

— А отпечатки? — спросил Русаков.

— Их нет, хотя орудие лежало рядом с пострадавшей. Понимаете, у вашей дочери есть очевидный мотив. — Литвин смотрел на Русакова холодно, при этом тон его лучился вежливостью. — Мурашкина открыто выступала против вас, подписывала петиции, участвовала в пикетах.

— Бред, — отрезал Русаков. — Вы посмотрите на неё, — он кивнул на дочь, — она монтировку даже поднять не сможет.

— У нас другие сведения. Ваша дочь много лет занимается восточными единоборствами, кроме того, некоторое время назад она устроила потасовку с девочкой на два года младше себя. И более того, — Литвин немного повысил голос, когда Русаков хотел возразить, — по показаниям свидетелей, она смогла провести приём, в результате которого пострадал крепкий молодой мужчина, спортсмен, преподаватель этой Гимназии. Судя по медкартам, он почти в два раза тяжелее вашей дочери, однако оказался поверженным.

Агнесса слабо улыбнулась и уставилась отрешённым взглядом в пространство.

— На время расследования на передвижения Агнессы Русаковой накладывается ограничение под поручительство родителей, — чётко произнёс Литвин и стукнул пальцем по планшету, отчего тот громко щёлкнул. — Вам придётся проехать со мной, чтобы подписать бумаги.

Вечером Агнесса осталась одна в огромном особняке. Её мама вела исследования на Дальнем востоке, брат уехал в командировку, бабушка отдыхала в санатории. Отец вообще редко появлялся дома.

Раньше одиночество Агнессу не тяготило, ей даже нравилось, когда никто не мешал, не совал носа в её дела и вообще не проявлял к ней никакого интереса. Но теперь без сопровождения родителя или людей в форме стало невозможно даже покинуть пределы дома. Ограничение свободы угнетало.

Писать по-прежнему не получалось — если раньше идей просто не было, то теперь все мысли крутились около нелепой ситуации с Леопольдиной. Видимо, кто-то видел Агнессу в тот вечер недалеко от места, где напали на эту пигалицу. Если на неё вообще кто-то нападал. Может, свои же решили организовать подобную подставу. Это сколько же должно быть ненависти в этой Дине, чтобы разбить себе голову лишь для того только, чтобы обвинить другого человека. И сколько тупости.

На второй день заточения приехала Ева с отцом. Она с порога кинулась обнимать Агнессу, Андрон Долгих только коротко кивнул в знак приветствия и поставил на столик большую коробку.

— Это тебе, — улыбнулась Ева, развязывая красный бантик, и вынимая скульптурку в виде белочки с золотистыми орешками в лапках. Ядра, выполненные из изумрудных кристаллов, сложены в одну горку, сверкающие скорлупки — в другую.

— Спасибо, — слабо улыбнулась Агнесса.

— Ну, как ты? — участливо спросила Ева, устроившись на диване в гостиной.

— Ничего, нормально. — Агнесса лгала, она давно не чувствовала себя хуже.

— Этот Литвин — ищейка. Я узнавал. Землю есть будет, но не отступится. — Долгих расстегнул форменный тёмно-синий китель, чтобы поудобнее устроиться на диване.

— Значит, он выяснит, что Несс этого не делала. Правда же?

Долгих только молча пожал плечами.

— Я этого не делала, — со вздохом сказала Агнесса.

— Конечно! Это все знают! — энергично закивала Ева.

— Да ладно, — произнёс Долгих, откинувшись на спинку дивана, — тебе светит максимум клиника.

— Вот именно! — торопливо подхватила Ева. — Ничего особенного! Всего-то.

— Что? — спросила Агнесса, уловив чересчур активное поведение подруги.

— Ну… там этот Правдоруб опять. — Ева, криво улыбнувшись, достала из сумки цветастый буклет.

Бегло пролистав брошюру, Агнесса увидела не меньше десятка собственных фотографий. Поняв, что номер целиком посвящён ей, отложила в сторону.

— Потом почитаю. Что там насчёт…?

— Следим, — закивал Долгих.

— Я вот что подумала. — Агнесса, поджав одну ногу, облокотилась на спинку дивана, подперев голову рукой. — Если эта Дина была в тот день в «Лабиринте», значит, у них там могла быть какая-то сходка.

— «Лабиринт» — большой район, — задумчиво произнёс Долгих. — Но камеры есть и там. Может, кстати, и тебя рассмотрим.

— А что ты там делала? — включилась Ева.

— Ездила к Котовой.

— А зачем? — оживилась Ева.

— Помнишь видео с её сеанса? Знаешь, кто его снимал?

— Э… и кто?

— Дина.

— Да ладно! — Ева округлила глаза. — А кто тебе сказал?

— Сама Котова. Я за тем и ездила к ней.

— Опять эта Ростова, — поморщился Долгих.