— А почему она раньше не рассказала? В смысле — Котова, почему она раньше не сказала, что это Ростова снимала сеанс? — Ева смотрела то на отца, то на подругу.
— Да просто пожалела эту Дину. — Агнесса задумчиво тёрла пальцами висок. — Талантливая стипендиатка, не с той компанией связалась. Вроде как её спасать надо, а не топить.
— Зато Ростова Котову не пожалела, — сказала Ева, опершись локтями на колени.
— Вот именно. Вы смогли найти типографию? — Агнесса обратилась к Долгих, указав на журнал Правдоруба.
— Судя по всему, они пользовались разными типографиями, — отмахнулся прокурор. — Ты мне вот что скажи — будут ещё сведения?
— Думаю, нет. По крайней мере, пока я здесь. — Агнесса обвела взглядом гостиную.
— Значит, мы начинаем. — У Долгих заблестели глаза. — Кто будет первым?
— Выбор-то небольшой. — Агнесса не чувствовала никакого энтузиазма. — Ростова пока в образе жертвы.
— Это не надолго, — пообещал Долгих.
— Валя вам что-то скажет только в одном случае — если вы прижмёте Хуберта.
— Хуберт?! — У Евы челюсть отвисла, она так и застыла с выпученными глазами и открытым ртом.
— А ты думаешь, ради чего Валя ввязалась в эту историю? — улыбнулась Агнесса. — Голову слепила, фотографию мне подбросила, тебе прислала венок.
— Ты думаешь, это она его прислала? — Ева выпрямилась и теперь смотрела на Агнессу недоверчиво, чуть искоса, сузив глаза.
— А кто ещё знал, что мы там соберёмся?
— Венок могли просто так прислать, без привязки ко времени, — вставил Долгих.
— Нет, — покачала головой Агнесса. — Они всё так и наметили — чтобы на людях, чтобы унизить. Когда что-то выбивает из колеи на публике, реагируешь острее. Зачем им, по-твоему, нужен Правдоруб? Для шумихи.
— То есть, она хотела меня… — Ева махала руками перед лицом, чтобы не заплакать.
— Унизить, — закончила за подругу Агнесса. — И мне голову подсунули тоже в публичном месте. И шкафчик первого сентября. Видимо, мы тогда случайно его открыли раньше времени, а они планировали хлопок после концерта. И фонтан, и душевая. Как весело, когда все голые и напуганные.
— Тварь, — выплюнула Ева. — А Хуберт? Как ты узнала?
— А кто потащил вас в усадьбу в Растяпинске, заранее зная, что это опасно? И ведь как рассчитал — понял, что я не поеду, а значит, можно будет сказать, что это я специально вас туда отправила.
— Но он же сам поехал, — прищурился Долгих.
— Наверное, он просто не ожидал, что всё именно так кончится.
— А почему ты думаешь, он заранее знал, что там опасно? — Ева слегка склонила голову набок.
— Он меня как-то очень подробно расспрашивал об усадьбе — что да как. А насчёт мутантов Черноречья — так у него в профиле висят аж три документальных фильма. Сама посмотри.
Ева достала коммуникатор и стала быстро щёлкать по экрану.
— А как ты узнала, что Евсеева по нему сохнет? — спросил Долгих, бросив короткий взгляд на коммуникатор дочери.
— А кто первый лайкает его стихи?
Ева подвинулась к отцу, показав экран коммуникатора.
— Евсеева, — кивнул Долгих.
— И потом, разве ты не видела, как она на него смотрит? — спросила Агнесса у Евы. — Понимаешь, человек становится сам собой, только когда думает, что его никто не видит. Всего-то и нужно, что капелька наблюдательности. Когда Валя думала, что на неё никто не смотрел, она прямо таяла рядом с Хубертом. Я думала, все это заметили. Разве нет?
— Не все такие наблюдательные, знаешь ли.
— Вот с них и начнём, — потёр руки Долгих.
— А эта пигалица Соня? — спросила Ева, постукивая углом коммуникатора по подбородку.
— С ней может быть проблема — она вполне может взять всё на себя.
— Дура, — фыркнула Ева.
— Зато самоотверженная, — улыбнулась Агнесса.
— Ладно, поехали, — скомандовал Долгих и поднялся, потирая руки.
— Пока-пока, — на прощание прощебетала Ева.
Когда Долгих ушли, в доме повисла давящая тишина. Агнесса подняла со столика буклет и подошла к окну. Непрекращающийся дождь сплошной серой пеленой накрыл пруд с цветущими лилиями, белую беседку и розарий, так что сад стал похож на старую выцветшую фотографию.
Агнесса почти не включала свет — сумерки всё же лучше, чем резкое электричество. Когда всё видно, одиночество буквально вопит, выскакивая из-за каждого угла.
Правдоруб, как обычно, не утруждал себя подтверждением фактов или хотя бы формальной проверкой достоверности. На первой странице он возмущался «дерзким нападением Агнессы Русаковой на талантливую студентку-стипендиатку», далее шли пассажи о «жестоком избиении», «многочисленных травмах» и «неотвратимости наказания». Правдоруб призывал подписать петицию об исключении Агнессы из Гимназии и объявил сбор средств для помощи Леопольдине.