Скандерия

– А муж у вашей сестры есть? – снова спросила Ева, запрокинув голову, чтобы лучше видеть Истомина.

– Не думаю, что это корректный вопрос, Ева, – сказал Грибницкий, выразительно поводя кустистыми бровями.

– А, ну да. Был бы муж, он бы за неё платил. Всё правильно. Что? – последний вскрик относился к Агнессе, которая ткнула подругу в плечо.

– Надеюсь, ваша сестра станет высококлассным специалистом, – сказал Грибницкий, обращаясь к Истомину.

– Я тоже на это надеюсь, – пробормотал тот.

– Вот именно, – снова подала голос Ева. – Ничего нет хуже, чем недоврач. Или недопедагог, или другой плохой специалист. Не умеешь – ищи другое место.

– Кажется, пора собираться. – Грибницкий посмотрел на часы и, кряхтя, поднялся с шезлонга.

Солнце уже село, когда студенты загрузились в омнибус. Небо затянули тучи, и огни города ярко просвечивали сквозь тёмные запотевшие окна, залитые струями дождя. Грибницкий, стоило ему усесться в мягкое кресло, тут же заснул, Истомин использовал время в пути, чтобы набросать в планшете отчёт о пикнике.

Омнибус плавно завернул на стоянку у Гимназии, где студентов уже ждали их авто с водителями. Истомин проследил, чтобы студенты организованно вышли, и отмечал всех в таблице, пока они, ёжась от мокрого холода, приплясывали рядом. Вдруг кто-то ткнул Истомина промеж лопаток, так что он даже непроизвольно вскрикнул. Обернувшись с готовностью отчитать зарвавшегося ученика, Истомин захрипел, проглотив свой порыв – сзади стоял Грибницкий и выразительно двигал густыми бровями. Видимо, он ткнул Истомина тростью. Вопрос о происходящем так и остался незаданным, потому что раздался звонкий девчачий возглас, потом кто-то громко произнёс:

– Ничего себе!

Гриб разочарованно закатил глаза и захромал к воротам, на ходу размахивая тростью, чтобы разогнать скучившихся студентов.

– Расходитесь! Расходитесь! – рокотал Грибницкий. – Не на что здесь смотреть!

– Да ну! А может, есть? – Ева проскользнула мимо Истомина.

– Не подходите! – гремел голос Гриба. Пробираясь сквозь толпу, Истомин в резком свете фонарей увидел силуэт старого профессора, поднявшего руки вверх, чтобы не дать студентам подойти к… Истомин замер на миг, потом прибавил шаг. За спиной профессора плавно поворачивался чей-то силуэт, возвышаясь на метр над Грибом. На одном из фонарей висел человек. Лампа фонаря не работала, поэтому качающаяся фигура висельника как бы мерцала, освещаемая лишь косыми лучами, и от этого походила на привидение.

– Да это просто манекен! – разочарованно протянул кто-то из студентов.

– А одет как Лера, – сказал где-то рядом голос Хуберта Подпорожского.

Истомин наконец добрался до погасшего фонаря. Действительно, на верёвке болталась пластиковая кукла в человеческий рост, одетая в рваные джинсы и чёрную футболку с белым принтом. На голове криво висел парик в виде стрижки-каре.

– С чего ты взял, что это Лера? – раздался голос Евы.

– Видишь, у неё на футболке Вавилонская башня, – пояснила какая-то девочка. – У Леры была точно такая.

– Может, это и есть её футболка? – предположил кто-то из студентов.

– Смотрите-ка! – одна из девочек, пробравшаяся мимо Грибницкого к манекену, крутанула его по оси. Медленно повернувшись, кукла подставила неверному свету спину, на которой оказался приколот большой пластиковый лист, исписанный разноцветными маркерами.

– Что там? Что? – спрашивали студенты, вытягивая шеи.

– «Убита за правду», – громко прочитала девочка, уворачиваясь от Гриба.

Пытаясь не пустить студентов ближе, Истомин краем глаза заметил, как Ева, только что с энтузиазмом разглядывающая куклу, резко развернулась и, не обращая внимания на толпу и выкрики окружающих, стала проталкиваться к стоянке, где у машины её ждала Агнесса. Сложив на груди руки, она спокойно наблюдала за происходящим. Как только подбежала Ева, они быстро сели в машину и уехали.

7.

Через неделю девочки собрались в пентхаусе семьи Евы на девичник, устроенный по поводу завершения новой картины. Не было только Лизы, работавшей на подтанцовке в гастрольном туре известной певицы.

Хозяйка встретила подруг в глянцевом лиловом мини-платье без бретелек.

– А родители где? – спросила Астра, расхаживая по творческой студии Евы. Свою махровую шаль она оставила на кресле-пуфе и осталась в длинном узком белом платье с рукавами до локтя.

– Уехали за город на пару дней. Годовщина свадьбы. – Ева расставляла на низком стеклянном столе фужеры и вазочки со сладостями и фруктами.

В центре просторной круглой студии, увешанной эскизами и набросками, стоял накрытый белой тканью мольберт. Кое-где попадались и репродукции картин Евы, выставленных в галереях или проданных в частные коллекции. Девочки разместились на широком круглом диване и пуфах-мешках.

Тоня скинула свои мокасины и залезла на диван с ногами, подобрав цветастую юбку в складках. Её французские косы сверкали серебряными лентами, в тон множеству звенящих при каждом движении браслетов и ожерелий.