Скандерия

– У вашей дочери в досье есть пометка о нестабильности эмоционального состояния. И анамнез из клиники лечения неврозов. Четыре курса терапии. Встаёт вопрос о необходимости повторного обследования и безопасности остальных студентов.

– Но я её не била! – Агнесса повысила голос впервые за несколько лет. Русаков смерил дочь мрачным взглядом. Третьякова, внимательно и бесшумно следившая за разговором, удивлённо подняла брови.

– А Мурашкина утверждает обратное. – Литвин вернулся к своему планшету. – Более того. В её руке остался длинный белый волос.

– Даже если он мой, она могла получить его как и когда угодно. В раздевалке, например.

– Мы это проверим, – пообещал Литвин.

– А отпечатки? – спросил Русаков.

– Их нет, хотя орудие лежало рядом с пострадавшей. Понимаете, у вашей дочери есть очевидный мотив. – Литвин смотрел на Русакова холодно, при этом тон его лучился вежливостью. – Мурашкина открыто выступала против вас, подписывала петиции, участвовала в пикетах.

– Бред, – отрезал Русаков. – Вы посмотрите на неё, – он кивнул на дочь, – она монтировку даже поднять не сможет.

– У нас другие сведения. Ваша дочь много лет занимается восточными единоборствами, кроме того, некоторое время назад она устроила потасовку с девочкой на два года младше себя. И более того, – Литвин немного повысил голос, когда Русаков хотел возразить, – по показаниям свидетелей, она смогла провести приём, в результате которого пострадал крепкий молодой мужчина, спортсмен, преподаватель этой Гимназии. Судя по медкартам, он почти в два раза тяжелее вашей дочери, однако оказался поверженным.

Агнесса слабо улыбнулась и уставилась отрешённым взглядом в пространство.

– На время расследования на передвижения Агнессы Русаковой накладывается ограничение под поручительство родителей, – чётко произнёс Литвин и стукнул пальцем по планшету, отчего тот громко щёлкнул. – Вам придётся проехать со мной, чтобы подписать бумаги.

Вечером Агнесса осталась одна в огромном особняке. Её мама вела исследования на Дальнем востоке, брат уехал в командировку, бабушка отдыхала в санатории. Отец вообще редко появлялся дома.

Раньше одиночество Агнессу не тяготило, ей даже нравилось, когда никто не мешал, не совал носа в её дела и вообще не проявлял к ней никакого интереса. Но теперь без сопровождения родителя или людей в форме стало невозможно даже покинуть пределы дома. Ограничение свободы угнетало.

Писать по-прежнему не получалось – если раньше идей просто не было, то теперь все мысли крутились около нелепой ситуации с Леопольдиной. Видимо, кто-то видел Агнессу в тот вечер недалеко от места, где напали на эту пигалицу. Если на неё вообще кто-то нападал. Может, свои же решили организовать подобную подставу. Это сколько же должно быть ненависти в этой Дине, чтобы разбить себе голову лишь для того только, чтобы обвинить другого человека. И сколько тупости.

На второй день заточения приехала Ева с отцом. Она с порога кинулась обнимать Агнессу, Андрон Долгих только коротко кивнул в знак приветствия и поставил на столик большую коробку.

– Это тебе, – улыбнулась Ева, развязывая красный бантик, и вынимая скульптурку в виде белочки с золотистыми орешками в лапках. Ядра, выполненные из изумрудных кристаллов, сложены в одну горку, сверкающие скорлупки – в другую.

– Спасибо, – слабо улыбнулась Агнесса.

– Ну, как ты? – участливо спросила Ева, устроившись на диване в гостиной.

– Ничего, нормально. – Агнесса лгала, она давно не чувствовала себя хуже.

– Этот Литвин – ищейка. Я узнавал. Землю есть будет, но не отступится. – Долгих расстегнул форменный тёмно-синий китель, чтобы поудобнее устроиться на диване.

– Значит, он выяснит, что Несс этого не делала. Правда же?

Долгих только молча пожал плечами.

– Я этого не делала, – со вздохом сказала Агнесса.

– Конечно! Это все знают! – энергично закивала Ева.

– Да ладно, – произнёс Долгих, откинувшись на спинку дивана, – тебе светит максимум клиника.

– Вот именно! – торопливо подхватила Ева. – Ничего особенного! Всего-то.

– Что? – спросила Агнесса, уловив чересчур активное поведение подруги.

– Ну… там этот Правдоруб опять. – Ева, криво улыбнувшись, достала из сумки цветастый буклет.

Бегло пролистав брошюру, Агнесса увидела не меньше десятка собственных фотографий. Поняв, что номер целиком посвящён ей, отложила в сторону.

– Потом почитаю. Что там насчёт…?

– Следим, – закивал Долгих.

– Я вот что подумала. – Агнесса, поджав одну ногу, облокотилась на спинку дивана, подперев голову рукой. – Если эта Дина была в тот день в «Лабиринте», значит, у них там могла быть какая-то сходка.

– «Лабиринт» – большой район, – задумчиво произнёс Долгих. – Но камеры есть и там. Может, кстати, и тебя рассмотрим.

– А что ты там делала? – включилась Ева.

– Ездила к Котовой.

– А зачем? – оживилась Ева.

– Помнишь видео с её сеанса? Знаешь, кто его снимал?

– Э… и кто?

– Дина.

– Да ладно! – Ева округлила глаза. – А кто тебе сказал?

– Сама Котова. Я за тем и ездила к ней.

– Опять эта Ростова, – поморщился Долгих.