Скандерия

– А почему она раньше не рассказала? В смысле – Котова, почему она раньше не сказала, что это Ростова снимала сеанс? – Ева смотрела то на отца, то на подругу.

– Да просто пожалела эту Дину. – Агнесса задумчиво тёрла пальцами висок. – Талантливая стипендиатка, не с той компанией связалась. Вроде как её спасать надо, а не топить.

– Зато Ростова Котову не пожалела, – сказала Ева, опершись локтями на колени.

– Вот именно. Вы смогли найти типографию? – Агнесса обратилась к Долгих, указав на журнал Правдоруба.

– Судя по всему, они пользовались разными типографиями, – отмахнулся прокурор. – Ты мне вот что скажи – будут ещё сведения?

– Думаю, нет. По крайней мере, пока я здесь. – Агнесса обвела взглядом гостиную.

– Значит, мы начинаем. – У Долгих заблестели глаза. – Кто будет первым?

– Выбор-то небольшой. – Агнесса не чувствовала никакого энтузиазма. – Ростова пока в образе жертвы.

– Это не надолго, – пообещал Долгих.

– Валя вам что-то скажет только в одном случае – если вы прижмёте Хуберта.

– Хуберт?! – У Евы челюсть отвисла, она так и застыла с выпученными глазами и открытым ртом.

– А ты думаешь, ради чего Валя ввязалась в эту историю? – улыбнулась Агнесса. – Голову слепила, фотографию мне подбросила, тебе прислала венок.

– Ты думаешь, это она его прислала? – Ева выпрямилась и теперь смотрела на Агнессу недоверчиво, чуть искоса, сузив глаза.

– А кто ещё знал, что мы там соберёмся?

– Венок могли просто так прислать, без привязки ко времени, – вставил Долгих.

– Нет, – покачала головой Агнесса. – Они всё так и наметили – чтобы на людях, чтобы унизить. Когда что-то выбивает из колеи на публике, реагируешь острее. Зачем им, по-твоему, нужен Правдоруб? Для шумихи.

– То есть, она хотела меня… – Ева махала руками перед лицом, чтобы не заплакать.

– Унизить, – закончила за подругу Агнесса. – И мне голову подсунули тоже в публичном месте. И шкафчик первого сентября. Видимо, мы тогда случайно его открыли раньше времени, а они планировали хлопок после концерта. И фонтан, и душевая. Как весело, когда все голые и напуганные.

– Тварь, – выплюнула Ева. – А Хуберт? Как ты узнала?

– А кто потащил вас в усадьбу в Растяпинске, заранее зная, что это опасно? И ведь как рассчитал – понял, что я не поеду, а значит, можно будет сказать, что это я специально вас туда отправила.

– Но он же сам поехал, – прищурился Долгих.

– Наверное, он просто не ожидал, что всё именно так кончится.

– А почему ты думаешь, он заранее знал, что там опасно? – Ева слегка склонила голову набок.

– Он меня как-то очень подробно расспрашивал об усадьбе – что да как. А насчёт мутантов Черноречья – так у него в профиле висят аж три документальных фильма. Сама посмотри.

Ева достала коммуникатор и стала быстро щёлкать по экрану.

– А как ты узнала, что Евсеева по нему сохнет? – спросил Долгих, бросив короткий взгляд на коммуникатор дочери.

– А кто первый лайкает его стихи?

Ева подвинулась к отцу, показав экран коммуникатора.

– Евсеева, – кивнул Долгих.

– И потом, разве ты не видела, как она на него смотрит? – спросила Агнесса у Евы. – Понимаешь, человек становится сам собой, только когда думает, что его никто не видит. Всего-то и нужно, что капелька наблюдательности. Когда Валя думала, что на неё никто не смотрел, она прямо таяла рядом с Хубертом. Я думала, все это заметили. Разве нет?

– Не все такие наблюдательные, знаешь ли.

– Вот с них и начнём, – потёр руки Долгих.

– А эта пигалица Соня? – спросила Ева, постукивая углом коммуникатора по подбородку.

– С ней может быть проблема – она вполне может взять всё на себя.

– Дура, – фыркнула Ева.

– Зато самоотверженная, – улыбнулась Агнесса.

– Ладно, поехали, – скомандовал Долгих и поднялся, потирая руки.

– Пока-пока, – на прощание прощебетала Ева.

Когда Долгих ушли, в доме повисла давящая тишина. Агнесса подняла со столика буклет и подошла к окну. Непрекращающийся дождь сплошной серой пеленой накрыл пруд с цветущими лилиями, белую беседку и розарий, так что сад стал похож на старую выцветшую фотографию.

Агнесса почти не включала свет – сумерки всё же лучше, чем резкое электричество. Когда всё видно, одиночество буквально вопит, выскакивая из-за каждого угла.

Правдоруб, как обычно, не утруждал себя подтверждением фактов или хотя бы формальной проверкой достоверности. На первой странице он возмущался «дерзким нападением Агнессы Русаковой на талантливую студентку-стипендиатку», далее шли пассажи о «жестоком избиении», «многочисленных травмах» и «неотвратимости наказания». Правдоруб призывал подписать петицию об исключении Агнессы из Гимназии и объявил сбор средств для помощи Леопольдине.