Скандинавия. Разочарованный странник

— Дедушка! Дедушка! Ну дедушка же! А вот, например, а вот, например, а вот, например, если бы сейчас прилетели инопланетяне! То ты бы тогда что? То что бы ты тогда? То ты бы что тогда сделал? Сел бы ты в их летающую тарелку? На планету бы их полетел? А, дедушка? Ты что бы сделал тогда? Я бы полетела! А ты? Ну скажи, дедушка! Вот если бы они сейчас приземлились прямо здесь, вышли бы из своей тарелки и говорят: полетишь с нами? Ты бы что тогда? Полетел бы? Я так лично — да! А ты? Ты стал бы жить на небе? На небе хорошо! Там так хорошо, дедушка! Там облака всякие разные, и все разноцветные. Не веришь? Я видела, когда в прошлый раз летала. Вчера. И позавчера тоже летала, и не боялась. И розовые облака, и красные, и голубые, и жёлтые, и белые, и зелёные, и всякие облака бывают, и все очень красивые. Правда! Ты бы стал жить на облаке? Бывают маленькие облака, бывают большие, а бывают ужасно большие, просто огромные облака, с этот дом. Нет, с два дома. И даже с целый город бывают! А если ты не полетишь, то ты никогда этого не увидишь! Только если сядешь в летающую тарелку, тогда инопланетяне отвезут тебя на небо, и ты тогда сам убедишься. Честное слово! Дедушка! Ну дедушка! Ты полетел бы с инопланетянами? Ну, с инопланетянами бы полетел?

Дед, не выходя из оцепенения, вдруг разлепил губы и тихо сказал:

— НЕТ…

Думаю, он зря отказался! Но боюсь, что отказался этот мужик уже очень давно. А может быть, он бывает на своём собственном небе с розовыми облаками, когда по вечерам надирается дома с включённым телевизором?

Февраль 2005 года Ведьмин дом

Недавно меня отправили делать генеральную уборку. Старый-престарый особняк, в нём живут старая-престарая бабушка и её чуть менее старая дочь, с рождения инвалид, почти ничего не понимает. Они ненавидят, когда к ним кто-то приходит в дом, и комитет социальной помощи чуть ли не силой заставляет их впустить уборщиц хоть раз в полгода.

Мы убирались вчетвером целый день. Меняли занавески, половики, постельное бельё, мыли окна, полы, даже стены. Вместо восьми часов получилось десять, и это вчетвером! Целых сорок часов уборки. Грязища там была несусветная!

Обе старухи сидели в креслах, заросших пылью и паутиной, и иногда шамкали что-то оттуда, как совы из дупла. Самая старая была в длинном платье с корсетом, и волосы у неё были настолько пышными, что это точно был парик. Словно выживший из ума Моцарт или вампир из кинофильма. А сумасшедшая дочка была замотана в какие-то тряпки, как привидение, бледная, с запавшими глазами. Зато её столетняя мама румяная и бодрая. Свет везде тусклый-претусклый, одна лампочка в двадцать пять свечей на всю гостиную, как в подземелье. На занавесках — пауки, в вазах засохшие розы под слоем пыли, хоть фильм ужасов снимай. Многие двери были заперты, и когда мы пытались их открыть, старухи скрежетали:

— Не открывайте эту дверь! Не надо туда ходить! Что вы здесь делаете? Когда вы уйдёте? Вы кто? Никогда и ни за что не открывайте эту дверь!

Очень, очень неприятный дом. И главное, работа оказалась такой сложной, тяжёлой и муторной. Старухи всё время мёрзли. У них батареи работали на полную катушку, горел огонь в камине, и электрические обогреватели были включены. Сказать, что в доме было нечем дышать, значит не сказать ничего. Окна вообще были заколочены гвоздями и не открывались. Я чуть не умерла без воздуха. Мне и в автобусах-то плохо, а в такой душегубке и подавно! Время от времени на меня накатывала паника, что я могу потерять сознание от духоты. К тому же уборка квартиры сродни спорту: всё время двигаешься, поднимаешь тяжести, карабкаешься по стремянке, нагибаешься и разгибаешься. Убираться в жаркой комнате всё равно что тренироваться в сауне. Кое-как я умудрилась открыть одну форточку в дальней комнате, но это почти не помогло. Однако старуха сразу же почувствовала и закричала: «Что такое? В доме просто собачий холод! Откуда этот ледяной сквозняк?»

Замучились мы так, что хоть на носилках выноси, В основном от жары, духоты, вонищи и этих ведьм в креслах. Еле вырвались оттуда. Одеваемся в прихожей, а бабка (которая самая старая) говорит: «А что, серебро вы чистить не будете? Я вот сейчас позвоню вашему начальнику!» Я думаю: не позвонишь, не вспомнишь, как телефонную трубку снимать.

Мы вылетели на улицу, глотнули свежего воздуха и побежали к трамваю. А бабка грозит клюкой и кричит с крыльца: «Разбойники! Чего вам здесь надо было? Обокрасть нас хотели? Полиция! На помощь!»

Если бы я снимала кино, я бы сделала так, что уборщицы убегают, а старуха следом несётся в ступе. Они бросают расчёску, вырастает лес, а баба-яга его железными зубами перегрызает. Тогда они кидают зеркальце, и разливается озеро…

У меня было такое сумасшедшее состояние, я бы с удовольствием выпила коньяку.