В средневековой Исландии век заселения, храбрость первопроходцев и переданная ими поэтическая традиция были для их потомков источником великой гордости. В частности, очень сложную форму представляет собой скальдическая поэзия, полная неясных аллюзий к мифологии. Даже когда истории о скандинавских богах стали стираться из памяти, традиционная поэзия опиралась на отсылки к этому исчезающему миру: «волосами Сиф» и «слезами Фрейи» в ней называется золото, «приветствующими бурю дочерьми Эгира» – волны, а «питьем Одина» – сама поэзия. Около 1220 года исландцец по имени Снорри Стурлусон – искусный поэт, политический деятель и законоговоритель – взялся записать поэтические тексты и стоявшие за ними мифы. Его прозаическая «Младшая Эдда» – справочник по мифологии, учебник поэтов и, помимо этого, яркий рассказ об известных ему традициях. Многими дошедшими до нас сюжетами мы обязаны Снорри, и он служит для нас самым полным источником сведений о скандинавском космосе и богах. Но, кроме этого, он упрощает сложные поэтические аллюзии, чтобы они стали понятнее христианской аудитории, перерабатывает повествования и смягчает шероховатости мифических сюжетов.
Рассказы Снорри, записанные в средневековой Исландии, помимо прочего, дают нам понять, как мало информации сохранилось от самой эпохи викингов, когда скандинавским богам еще активно поклонялись. Не считая скальдических песен, многие из которых приписываются эпохе викингов, отрывочные сведения могут предоставить рунические надписи, фигурки и амулеты из драгоценных металлов, погребения в кораблях, резьба по камню и дереву: все эти источники помогают нам реконструировать сложный мир верований скандинавов, и с каждым годом обнаруживается все больше памятников, которые углубляют наше понимание того, как на скандинавских богов смотрели те, кто им поклонялся. Подчас сложно интерпретировать эти находки и погрузиться в мир живой веры, о которой нам известно очень мало. Резные камни в Норвегии и на Британских островах – особенно ценный источник сведений по скандинавским мифам: такие сюжеты, как поездка Тора на рыбалку и убийство дракона Сигурдом, изображены на них в нескольких различных формах, и они должны были найти новое место в пространстве христианской мифологии. Сцены из легенды о Сигурде представлены в изящной резьбе порталов ставкирки из Хюлестада в Норвегии, а Локи в цепях, Видар, ставящий ногу в пасть волку, и разгибающий Мирового Змея Тор изображены на Госфортском кресте X века, который обнаружен в Линкольншире. Это не скандинавская апроприация христианского памятника, но изначально задуманная попытка совместить древние истории с новой системой верований.
Переоткрытие мифа
В Исландии скандинавские мифы и легенды никогда не забывались полностью, но для остальной Европы эти источники были переоткрыты в XVII веке усилиями самоотверженных антикваров и коллекционеров, которые «спасли» рукописи из исландской глуши и для сохранности перевезли их в города вроде Копенгагена. Некоторые из них – включая Королевский кодекс «Старшей Эдды» – были возвращены в Исландию после того, как эта страна обрела независимость. В Дании и Швеции интерес к материалу, касающемуся ранней истории их национальных государств, был особенно силен. Исландцы, которые с легкостью могли читать и переводить источники, пользовались тем же спросом, что и сами манускрипты. Эта литература повышала культурный статус скандинавских народов среди их европейских соседей, но часто забывалось, что традиция эта принадлежит – если принадлежит кому-то вообще – Исландии.
Когда исландские тексты были переведены на латынь, а затем на такие языки, как немецкий и английский, круг знакомых с ними лиц вышел за пределы Скандинавии, и в Англии они привлекли внимание поэтов и художников, которые искали новые источники вдохновения. Некоторые из этих ранних переводов были весьма далеки от оригинала; выдвигалось предположение о том, что древние песни изначально были записаны рунами. Этот корпус сюжетов сильно отличался от классической традиции, и скандинавскую поэзию часто описывали при помощи эпитетов «грубая» и «варварская», пусть даже правила ее стихосложения могли быть не менее строгими, нежели правила поэзии латинской или греческой.