Скандинавский детектив. Сборник

— Ты так уверен, что они знают размер твоего состояния? Это может быть совершенно случайным совпадением. Общеизвестно, что ты отнюдь не нищий. И они просто предположили, что ты сумеешь достать деньги.

— Я пытаюсь убедить себя, что это так и есть. В противном случае получается совсем невесело.

— Но как ты мог так рисковать?

— Ты имеешь в виду деньги?

Ольсон кивнул.

— Ты же знаешь мое прошлое. Я из небогатой семьи, вырос в очень скромных условиях и с детства мечтал по-настоящему разбогатеть. Со временем это стало для меня идеей фикс. А когда удалось сделать удачные вложения и ни с того ни с сего стать обладателем огромных денег, уж больно не хотелось ими делиться.

— А как насчет угрызений совести?

Премьер ответил не сразу. Потом сказал:

— Нет, как ни странно. Порой я боюсь, что все раскроется. Но никаких угрызений совести.

— Но ведь ты действовал вопреки собственной политике.

— Очевидно, мне удалось подавить сомнения.

— А теперь тебе придется расстаться с половиной миллиона. И как ты это переживешь?

— Странно, но я об этом совсем не думал! В конце концов я еще не совсем конченый человек. Может, ты не веришь, но для Кристины я пожертвовал бы всем.

— Партией тоже?

— Да.

— А ты не думаешь, что нам стоило бы иметь политиков, которые действовали бы по-другому?

— Вполне возможно.

— Все похищение было прекрасно спланировано. Не понимаю только, к чему эта игра с завтрашней передачей, — заметил Ольсон после краткой паузы. — Совать сумку с деньгами в пригородный поезд — мне это кажется полным идиотизмом. Но, может быть, они лучше знают, что делают.

— Наверняка, — согласился Сундлин и продолжал: — С Анни проблем не будет — похитители ее наверняка ни во что не посвятили. Зато с полицией возникнут проблемы, но ничего страшного, как-нибудь справимся. Меня беспокоит не это. Есть кое-что похуже. Предположим на минуту, что они действительно знают о моих деньгах в швейцарском банке. Тогда не остановятся на том, что получат сейчас. А это будет невыносимо.

Ольсон не ответил и допил пиво.

— Не возражаешь, если я пойду спать? — спросил он. — Завтра мне нужно быть в форме.

— Ради Бога. Хотя приятно иметь кого-то, с кем можно поговорить. Это в самом деле очень важно.

— Могу остаться.

— Да нет, я не это имел в виду.

Ольсон подавил зевок, подошел к телефону и набрал номер своего непосредственного начальника. При этом он злорадно отметил, как встревожился премьер. Возможно, заподозрил, что Ольсон передумал и собирается его выдать.

— Привет, это Ольсон. Я хочу только доложить, что ложусь спать. Ничего не случилось?

— Нет. Сегодня кого-то убили, но к нам это не имеет никакого отношения.

— А с Форсом все устроено?

— Да, он убывает в землю обетованную завтра в четырнадцать.

— Разумеется, торжественный выезд?

— Еще бы! А как с Сундлином?

— Так себе.

— Он слушает?

— Вот именно.

— Если тебе нужна помощь, могу устроить.

— Не нужно. Это не к спеху.

На этом разговор закончился. Ольсон пожелал спокойной ночи и уже направился к выходу, как вдруг кое-что вспомнил.

— А где деньги?

— Спрятаны в платяном шкафу.

— Ты отдаешь себе отчет, какие могут быть последствия, если их украдут или они сгорят?

— Конечно, — вздохнул Сундлин. — Но что я могу сделать?

— Спокойной ночи, — еще раз пожелал Ольсон.

ВОСКРЕСНОЕ УТРО

В то воскресное утро лило как из ведра. Неоновый щит, освещавший большие часы на универмаге, так и не выключили. Анни могла его увидеть, выглянув в окно. Кристина все еще спала.

В Стуреби и Сундлин, и Ольсон проснулись очень рано. Ольсон, умевший готовить, занялся завтраком.

— Поджарю по паре яиц, — сказал он. — Не помешает солидно подзаправиться.

— Может, ты и прав, — рассеянно бросил премьер.

Ольсон присмотрелся к нему.

— Выше голову. Если все пойдет нормально, сегодня вечером Кристина будет сидеть за этим столом.

— Мне что-то уже не верится.

Ольсон разложил на две тарелки яйца и ломти бекона. Кофе тоже был готов.

— Давай садись…

В Лангхольмен Енс Форс тоже завтракал. В камере он был один. И это к лучшему, ибо за едой он все время вел беседу с воображаемой особой по ту сторону стола.

— Значит, сегодня я лечу в Албанию, — говорил Форс.

— Это социалистическая страна, — перебивал тот, другой, несуществующий.

— Вот именно.

— Думаешь, там ты придешь в себя?

— Конечно, почему бы нет?

— Не знаю, я только спрашиваю.

— А тебе как кажется, хорошо все сложится?

— Вовсе не сложится.

— Нет! — возразил Форс, едва удерживаясь от крика.

— Зачем ты, собственно, это сделал?

— Я должен был.

— Для чего?

Форс растерянно наморщил лоб. И задумался, рисуя пальцем на столе какие-то фигуры.

— Но это же ты мне сказал, что я должен делать.

— Тебе это приснилось, — возразил голос.

— Да нет же…

И Форс тут же забыл об этом разговоре, прожевал последний кусок хлеба и отодвинул поднос. Навязчивый голос окончательно смолк.

«Интересно, дадут ли мне в самолете обед», — подумал он.