Скатерть Лидии Либединской

Помнится, в один из дней традиционного праздника Александра Ивановича сидели мы в мезонине сивцеввражского особнячка, где когда-то располагался его кабинет. За разговором и умеренной трапезой (времена тогда были не слишком обильные), уходя, как-то не заметили, что бутылка шампанского (конечно, принесенного Л.Б.) оставалась неоткупоренной. Каково же было наше удивление, почти мистическое, когда напрягшаяся пробка выстрелила в потолок и, к всеобщий радости, пришлось помянуть нашего именинника еще раз и словно бы по его намеку.

У Лидии Борисовны был великий дар — любить разных людей, даже, как казалось со стороны, может быть, и опрометчиво. Умение выслушать, помочь, принять на себя чужую беду, найти самый верный путь, облегчить или даже совсем предотвратить неминуемое, талант сопереживания, весьма редкий теперь, помогли многим людям.

Любовь проявлялась не только в помощи, поддержке, восхищении, в защите от чего-то и кого-то, не только в восстановлении справедливости… Любовь выражалась в активных привязанностях к городу или стране, к отдельным памятникам или домам, где жил кто-то чрезвычайный, необыкновенный, талантливый или просто добрый, порядочный человек, должный оставить в истории свой заслуженный след. Ее приязнь к домам-друзьям (вспомним стих Огарева «Старый дом, старый друг…») особенно выразилась в любви к старенькому особнячку на Сивцевом Вражке.

Не единожды она писала и повторяла, что «многое бы отдала за то, чтобы хоть несколько месяцев прожить в этом времени». «Замечательное десятилетие» 1840-х влекло ее богатством интеллектуальной жизни, желанием увидеть и услышать Герцена и его «сопутников» — этих невероятно талантливых людей. Каждый раз, когда она направлялась к арбатскому предместью в дом 27, ей казалось, что она «прикасается к этому удивительному времени».

За бескрайним столом

Дворянское происхождение привило независимость, смелость, умение постоять за себя. А главное, за других. Мне, к счастью, удалось убедиться, увидеть, что люди подобного толка и социального статуса, с честью прошедшие через невыносимые испытания, не чурались никакой, даже самой сложной физической работы. Однажды, придя к Л. Б. (которой было далеко за семьдесят), я узнала, что высоченные окна в квартире моет она сама. Подобные зеркалам в тяжеловесных рамах, изрядно потрепанных ветрами-дождями, стекла блестели на солнце, как новенькие.

Дом содержался в образцовом порядке, хотя подчас превращался в гостиницу, где приют был всем — музейщикам, случайно встреченным на перепутьях дальних дорог, восторженным любителям литературы и просто друзьям и близким. Обед для любого, даже случайно зашедшего на огонек, званого и незваного гостя, готовился хозяйкой самолично: искусно накрывался стол (тут уж ей равных нет!). Расставлялись фасонные тарелки, только что привезенные из очередной поездки (стран и городов не перечесть), а в экзотические кольца, привычные для столовых убранств растаявших столетий, вдевались настоящие холщовые салфетки, кажется, даже с старозаветной мережкой. На серебреные подставки по праву родства водворялись массивные ножи-вилки, и стол заполнялся роскошеством съедобных даров (даже тогда, когда вылавливались они с трудом в оскудевших советских магазинах).

Новый год в Лаврушинском

Когда же наступал очередной праздник и число приглашенных росло до бесконечности, то стол, подобно скатерти-самобранке, раскидывался во всю свою необъятную волшебную величину, и тут уж многочисленные домочадцы — дочки, внучки, а потом и правнучки получали и свою ответственную роль в приготовлении будущего феерического действа.

На Пасху мерцали плавно оплывающие свечи, наполняя уютную комнату каким-то давно забытым благовонием. В яркой зелени проросшего овса скрывались до поры многоцветные пасхальные яйца, раскрашенные рукой умелой хозяйки. На Рождество и Новый год господствовала елка с разбегающимися огнями. Ее свежим лесным духом наслаждались и взрослые и дети, ежегодно, по принятому ритуалу, собиравшиеся на детский праздник. Бурному молодняку отдавались другие площадки в квартире на Лаврушинском, а в столовой, доверху увешанной картинами (среди которых привлекали глаз полотна известных мастеров), взрослые ранжированно занимали места за бескрайним столом.

Свидетельствую, что за праздничной трапезой (да и не только!) я провела много счастливых минут с Лидией Борисовной и с ее поразительными друзьями. Пили, ели, читали стихи, в ход шла гитара, и главное, в повестке дня всегда был широкий обзор текущих событий. Размер кухни, в опасные времена впитывающей потаенные разговоры, разрастался до объема квартиры.