— Не шибко похож твой человечек на важного гостя, — процедил позолоченный, оглядывая простую, запылившуюся в пути, одежду Люта. Тот равнодушно пожал плечами под оценивающим взглядом. Дескать, судите сами, мне объясняться не досуг.
— Ну что, попробуй, коли привёл. Будет на ком настрой поправить. Не строптивицу же огнём палить, — многозначительно и злорадно бросил страж, — Мешок пусть оставит и нож с пояса сними у него.
От щек начальника караула кровь отхлынула, будто меньше стал, съежился. У Люта от слов про строптивицу теплее на душе стало, но виду постарался не подать. Охрана у дверей, злорадно ухмыляясь, не сговариваясь толкнули каждый свою створку, не оставляя начальнику стенового караула выбора. Двери распахнулись, открыв просторный тронный зал с высоким потолком, впустив избавленного от вещей Люта и сопровождающих. Стены были богато украшены резьбой, правда местами со следами копоти.
В середине зала возвышался трон. Сидящий на троне поднял глаза от мрачного созерцания пола и вперил их в вошедших. Словно ближе скакнули своим вниманием. Желтые, с вертикальной чернотой зрачков. Змеиные. Куют своей давящей неподвижностью, к подчинению клонят.
— Кого привел? — разнесся эхом шипящий голос.
Начальник караула на колени бросился, шишаком железным о пол звякнул.
— Не велите казнить, ваше змейство! Голову задурил бродяга, наплел что знаете его! Важным прикинулся! — запричитал, не отрывая головы от пола совсем обалдевший от страха толстяк.
— Да не вопи ты, недоумок! Без тебя голосистых хватает. Спалю! — пригрозился сидевший на троне, и, когда толстяк тотчас примолк, добавил, с вниманием присмотревшись к Люту, — Похоже не совсем врал гость незваный. Догадываюсь, кто пожаловал. Никак месть замыслил или жену вернуть, лапотник? Смел, смел. Но дурен. Другую б нашел, по плечу да по званию, пожил бы еще. Эй, кто там! Забирайте. Ремней с него что ль нарежьте, за наглость. А мне недосуг.
И царь-змей встал с трона, явно потеряв интерес к происходящему, повернулся спиной к стоящим у входа в тронный зал и направился в дальний конец, к виднеющейся двери.
— Не тебе, паскуда, о жизнях чужих судить, — бросил Лют в уходящую спину Змея.
Тот встал как вкопанный. Оборачиваться начал медленно, на глазах темной мощью раздуваясь. Тишина разлилась по зале, как перед обрушением стихии небесной. Застыли все.
Два раза сердце ударило — вскачь всё понеслось. От входа воины, стражники, что со стены Люта вели, разом всё к нему бросить, в плечи вцепились. Давай голову к земле гнуть, шапку сбили, ворот треснул. Как слетел подарок старушки встреченной с головы — совсем ничего Люта держать не стало. Поднялась сила изнутри рыком утробным, жилы канатами узловатыми на теле вспухли. Ногами на земле-матушке встал цепко, все потуги недругов словно в кулак один собрал, да и стряхнул всех одним яростным всполохом, как щенят с матерого волка. Ощутили они — был человек в их жестокой хватке, ураганом бешеным стал. Захочешь, не удержишь, на ногах не устоишь. Встал среди них Лют. Пока ещё человеком.
Обернулся Змей. С б
— Ага. Вот ты, однако, каков! Да-а, не разглядел я удальца под рваной рубахой. Ну да так даже лучше, что сам пришёл. Ну а коль таков, будет тебе встреча по чину. А мог легко отойти. Ну а теперь уж я потешусь, — медленно приближаясь и не отрывая застывших глаз от Люта зловеще шипел Змей. — Стоять всем! Сам уж теперь, бездари. Не по вам гостенек, — властным взмахом руки осадил Змей набежавших на шум свалки воинов.
Те остановились в паре шагов от Люта. Он даже не шелохнулся, чувствуя обострившимся чутьём их нерешительность и страх. Непонятно было только кого они больше боятся — гостя или хозяина.
Двинулась вперёд и массивная фигура Змея. На расстояние броска чуть не доходя пошёл кругом Люта завораживающим шагом, телом ритм вкрадчивый творя. Как змея гигантская кольцами перетекает-вьется, взгляд затягивает, тело цепенит. Чешуи шелест на краю сознания.
Чуть не поддался Лют мороку, уж было застыл безучастно. Шибанул в ноздри едкий запах змеевых мыслей на краю броска убийственного. Почуял волк даже сквозь человечье обличье. Бросил Люта навстречу врагу. Когда кинулся Змей, не безвольное тело в жестокой хватке ощутил, рви — не хочу. Яростной силы сгусток.
Охватили Люта кольца рук, дух из рёбер безжалостно давят. Вроде и человечий захват, а мнится — кольцами змеи той гигантской давят, скользят, сжимаясь всё сильнее. И плащ кожистый, как живой, коконом захлестывает, удушить норовит, закрывает схватившихся от прочего мира. Заворочались два сцепившихся тела, закружились. Сплетаются руки в смертельном танце. Рёбра сокрушить стремят, горло раздавить, загривок сломать.
Подвела Змея привычка из безвольного жизнь выдавливать. Извернулся Лют на грани возможного, порвал захват. Сам перехватил упустившего жертву Змея, в воздух взметнул, от натуги крякнув натужно, да о пол хребтом приложил.