– О качестве материалов я не могу судить, не будучи архитектором, но колонны на фронтоне и парадная зала были превосходны.
– Все из матерьялу коий в лабазах по три года под дырявой крышей гниет… нет, меня всерьез беспокоит вопрос о ворах-подрядчиках, ведь если не следить наши стадионы поднимутся не дальше фундамента!
Впрочем этого никак не следовало бояться, ибо хотя понаехавшие со всех концов Руси купчики пилили не столько бревна сколько государевы денюжки, стадионы, дворцы и живописные избушки росли обильно как грибы после дождя.
Платов каждую субботу объезжал все стройки, ругаясь что места маловато и не зря татары назвали одну здешнюю местность Тырнак, то есть ноготь – развернуться на нем широкой душе было негде, однако же благодаря природному мастерству тульских и прочих земель умельцев все будто бы умещалось и даже еще место оставалось, хотя и приходилось лепить постройки одна к другой.
Кое-какие земли пришлось выкупать у местных жителей, некоторые и у помещиков, причем те так непомерно дорожились, словно продавали настоящую вещь, а не заброшенный пустырь, пригодный разве что для козьего выпаса. Отчаянно торгуясь, экспедиционерам удалось несколько сбить цены, при этом Лесистратова как торговка на базаре кричала что она и копейки не прибавит. Однако же местные не теряли надежды что не все члены государева ай-лимпийского комитета столь стойки и с прочими удастся сговориться так чтоб всем было не обидно.
Словом коррупцию изобрели уже весьма давно и бороться с ней начали примерно тогда же, но ни военные ни штатские как ни старались, а обрубить все головы этой гидре так и не могли, чуть оторвешь одну башку – сразу вырастают новые и все требуют ассигнаций или хоть борзых щенков.
– Кругом жулики, воры и христопродавцы! – Гневалась Лиза на вечернем совещании в казачьей ставке Платова. – Запорю лично! И в Сибирь за казенный счет.
– А на кого сил не хватит, я помогу! – бухал Платов своим зычным голосом как колотушкой в медный таз.
Граф Г. попытался примирить их с грустной реальностью, указывая что ежели всех перепороть и пересажать то кто ж работать останется.
– Чай не в Голландии живем, тут травки не покуришь, удовлетворение купчика российского наступает лишь после некоторого опустошения государственной казны. Увы, мадам и месье, таковы особенности национального менталитета и с ними надобно считаться.
– Я со всеми с ними посчитаюсь! Шельмы всюду пролезли, такие-сякие, – гневался Платов, но уже скорее по инерции.
Графу Михайле стало неожиданно ясно что российский народ всегда жил по понятиям, но не разбойничьим а своим собственным народным понятиям, то есть жизненным правилам. Это было пожалуй что еще хуже, так как разбойниками были не все, но в народ как известно помимо собственно крестьян попадали и купцы, и мещане, и прочие низкого рода, от него следовало держаться подальше потому что если в народные массы вляпаешься – уже не отмоешься.
После обсуждения решено было покамест работать с теми людишками что есть но в дальнейшем при первой возможности народ поменять. Затем перешли к другим насущным вопросам ай-лимпийского зодчества, а там и ужин приспел.
После пошли большие споры – можно ли вырубать роскошные деревья, дубы и буки, радующие глаз, которые многие уже называли «священной природой Тавриды». Местные греки и татары забеспокоились за судьбу горных и якобы целебных источников, вместо которых пригнанные с равнинной части России мужички-строители стали рыть колодцы да вести водоводы. Магометане требовали не трогать фонтан в предместье Бахчисарая, где покоились их святые, караимы, крымчаки, все настаивали на своих правах на священные дубовые рощи, словом скучать не приходилось.
– И все лезут и лезут! – жаловалась Лесистратова, которой приходилось объяснять государеву ай-лимпийскую политику по пять раз на день. – Что им неймется?
– Они ж здесь живут! – пояснял Платов на известном примере соловья-разбойника, как бы входя в положение несчастных еще и еще раз.
Местные аборигены шибко гордились своей природой и всем пересказывали красивую горную легенду о том как все тут красиво, особенно если поглядеть с хребта, когда сидишь как горный орел на вершине Ай-Петри, и как жалко тех несчастных кому не повезло тут побывать. За горами, за долами море с небом обнималось, и все крымские люди свой край обожали и умирать вовсе не хотели. Испокон веков разные нации и культуры сосуществовали и вели тут совместное хозяйство, и честно говоря были не очень рады когда в таврическом лесу начал раздаваться топор дровосека и горы и долы стали покрываться ай-лимпийскими стадионами.
– Понаехали тут божьи луга портить, планы с гор снимать, сливки собирать! – ворчали аборигены, не желая очевидно полностью отдаться великому спортивному процессу. – Едет шайтан-арба, смотрит шайтан-труба, пилит шайтан-пила – не будет тут добра!