Сказ о Владе-Вороне (СИ)

Вынул он клинок из ножен — наполовину, не более, — провел ладонью по лезвию и скривился. Болью взорвалось в голове, а перед глазами заискрилось, поплыли цветные круги. Приложил Влад кровоточащую ладонь к ране, сам завыл бы по-волчьи, если бы сумел губы разлепить: почудилось, острые когти тело рвать принялись, и продолжалось это невыносимо долго, а как очнулся — не обнаружил ни порезов, ни ран. Волк рядом стоял и нетерпеливо перебирал лапами.

— Садись на меня, — предложил он. — Так быстрее получится.

«Позор-то какой… — подумал Влад. — Птенец-недокормыш, только и не хватало, чтоб на спине таскали», — однако здравый смысл победил. В таком состоянии он не только не долетел бы и не дошел — не дополз бы, а на счету каждое мгновение было.

Ухватил он Волка за шерсть, кое-как с земли поднялся, взгромоздился зверю на спину и за шею уцепился. Тотчас ветер поднялся, принялся рвать одежду и волосы, по бокам черные стволы замелькали. Влад считал про себя, собираясь с силами. Как-никак ему бить чудище, никто другой просто не выстоит. А когда через двенадцать ударов сердца выметнулся Волк к берегу болотному — слетел с него Влад черной птицей, ухватил Баюна лапами и обратно отнес.

Кинулось чудище за ними. Змей Горыныч вперед сунулся, намереваясь сразиться с ним, — дракон ведь, пусть и костлявый, и даже не смертью, а пустотой потусторонней от него веет, — мало ли он поединщиков побил?

— Погоди, — потребовал Влад, принимая человеческое обличье. — Пустоту лишь равный соперник уничтожить может.

Баюн тем временем кое-как с земли поднялся и на полусогнутых ногах к Волку подполз — будто котенок, впервые из дому вышедший, — устроился между толстых волчьих лап и уже оттуда выкрикнул:

— И не ты ли теперь соперник пустоте?!

— Я. — Ворон тряхнул головой, рукой повел, уничтожая даже воспоминания о переправе, которую Ки-цу-нэ сотворила из его волоса, и смело шагнул навстречу костяной твари. — Развейся!

Рука сама собой вскинулась вверх, расцвел на ладони алый цветок и тотчас расти принялся. Обернулась ночь темная полднем ясным. Как достиг чудища свет — заорало оно, в единый миг туманом обратилось и осело на темной воде. Подул потусторонний ветер, заблестело, заискрилось болото и внезапно исчезло, словно его и не было. Только тогда Влад дал волю изумлению и слабости, на плечи ему навалившейся.

— Ну вот… — расстроилась правая голова Змея Горыныча, — такое веселье, да все мимо.

— Ничего, будет еще, — пообещал Влад, пот со лба утер и, пошатываясь, подошел к Баюну. — Ну как ты?

— Отвратительно, — прошипел тот. — Даже преобразиться сил не хватает.

— Так тебе котом лучше, — заметила левая голова Змея Горыныча.

— Ну тебя к Лешему! — оскалившись на нее, заорал Баюн. — Жрать хочу!

— Сейчас поправлю, — пообещал Влад.

Как вскрывал запястье и поил Баюна, он еще помнил, все случившееся после — уже нет. Он очнулся в воздухе, лежа на спине у Змея Горыныча.

— Ого! — воскликнула правая голова оного. — Очнулся!

— С пробужденьицем, — откликнулась левая. — Тебе здесь всяко лучше, чем остальным в лапах.

Влад фыркнул, оценив.

— Ты ж, если что случится, полетишь самостоятельно, — буркнула срединная голова Змея Горыныча, и Влад рассмеялся.

Слабость исчезла, голова не кружилась, и выспался он замечательно, впервые без сновидений неясно за сколько уже дней. Странная сила плескалась в крови, потому действительно мог бы он обернуться птицей, но не желал пока. Усталость ведь никуда не делась — лишь притупилась, а хотелось бы прогнать ее окончательно.

— Лежи! — наставительно потребовал Змей Горыныч. — Наслаждайся чужим полетом, покуда можно. Сам-то налетаешься еще.

Влад не стал перечить и снова лег Змею Горынычу на спину. Внизу проплывало море лесное, и на душе наконец-то было спокойно и привольно. То ли справился он, действительно предначертанное исполнив, то ли кое-что важное о себе понял. Главное — скоро они достигнут восточных земель и там уже все решится окончательно.

— Спи, птенчик, — усмехнулся Змей Горыныч почти ласково, и Влад прикрыл глаза.

…В следующий раз проснулся он на земле. Спустился Змей Горыныч на ночлег, выбрав поляну поживописнее. Путники костер разожгли, сами вокруг него вповалку легли, а Влада положили чуть поодаль, под дубом, — дабы силой древа целебного напитался и окончательно в себя пришел.

Небо звездами сияло, плыл от трав спелых аромат дурманный, а затем и смех девичий мерещиться стал. Приподнялся Влад на локте, поглядел, а за стволами прячется краса-девица. Миг — и уже у самой поляны стоит, а потом и к нему подошла, рядом присела, улыбнулась, косу толстую да длинную через плечо уронила. В свете костра отливали волосы ярым пламенем. Брови черными как уголь были, и ресницы — тоже, а глаза — золотистые и точно нечеловечьи, уж это он ясно видел.

Девица коснулась его груди, провела игриво, подобострастно в глаза заглядывая. Влад перехватил ее запястье и качнул головой:

— Ни к чему.

— Чай, не хороша я? — спросила она.

— Хороша, — не стал он отрицать очевидного. — Да только не для меня, Ки-цу-нэ.

— Значит, видишь… — прошептала она, раздосадовано поджав яхонтовые губки.