Сказ про Иванушку-дурачка. Закомурица тридцать четвертая (СИ)

Русавин Андрей Сергеевич Сказ про Иванушку-дурачка. Закомурица тридцать четвертая

СКАЗ ПРО ИВАНУШКУ-ДУРАЧКА

Продолжение (начало – ищи по ссылке «Другие произведения»)

Закомурица тридцать четвертая

ГРЕЗА ПРО КОЗУ ЛУПЛЕНУЮ

Посвящается Е. Е. Поздняковой

И приснился Иванушке-дурачку одурчащивый, одурчащий, одурчительный сон, ёшкина кошка! Кривой-прекривой, ой, ой, ой! Тринадцатизначно, понимаешь! А приснился ему, сему, понимаешь, дурачку, знаешь, кто? Ой, ой, ой, косой-прекосой: заяц ру́хленый*, половина зада в пу́хлине*, другая половина зада в синяках, ах! Ух, смотрите, посматривайте, дедушка с Иванушкой, Иванушкин кривой-прекривой сон в унитаз... – тьфу ты! – в унисон!.. На двых персон!..

Толды, колды... Колды, толды... Колды толды, толды и булды... Словом, колды Лунный заяц вляпался в луну – трах-бах-булды! – толды образовался огромный кряхт... крях... крах... кратер, засыпанный сизым по́пелом* сигарет, выкуренных с энтузизазмом предыдущими поколениями лунных жителей. Так ли, сяк ли, но вылез, кряхтя, из энтого кратера зайчишка, стряхнул с себя попел и окурки и огляделся. И обомомлел! Что ж, на луне как раз... раз... раз... раз рассвело, и увидел он окрест себя сплошное попели́ще, елки-моталки. Вот жаль толькя, на себя не догадался поглядеть в зеркало пришелец (впрочем, зеркала-то у него с собой и не было). А если б пришелец догадался поглядеть на себя в зеркало (которого у оплошливого пришельца с собой и не было), то увидел бы белый заяц, обомомлев, что в результате сшибки с луной он, понимаешь, страшно-престрашно весь искривился: у-у-у, у него образовались длинные-предлинные лапы, огромные-преогромные раскосые темно-бурые глаза, смешные-пресмешные ослиные уши, а также короткие-прекороткие рожки – антенны на лысой-прелысой макушке большущей-пребольшущей башки. Но заяц наш был недогадлив и, хочь и любил мудрость до безумия, будучи выпускником престижного университета и яростным поборником науки, одначе о фактах судил на авось: вкривь и вкось. Поэтому, криво оглядевшись, косой сплюнул решительно и вдруг пошел, точнее сказать – почапал на всех четырех лапах, утопая оными в попеле, исследовать планету тудыяк, кудыяк глаза глядят: строго тудыяк, на юг, причем почапал ну очень размашистыми зигзагами. И пошел он, точнее – почапал, наш любомудр, с энтузазизмом исследовать, верно ли утверждает наука, что in terra est vita, in luna non est*. Особливо разумная vita, елки-моталки. Ведь scientia potentia est*, понимаешь. Sic*, sic!

И так, и сяк, а идет, идет по луне, елки-моталки, пришелец строго на юг, причем ну очень размашистыми зигзагами, и вдруг... И вдруг перед ним – виселица! А на виселице висит – mamma mia, кто бы вы думали?! – повешенный! А на груди – фанерная табличка с надписью, сделанной грифельным карандашом: «Za vscritie goraja i ugon». Грифельный карандаш на веревочке висит тут же, подле таблицы, щобы все желающие могли сделать пришедшие им в головы приписки и не смогли б утащить карандаш. И многие прохожие действительно сделали к вышеупомянутой надписи краткие нецензурные приписки, которые здесь не приводятся в силу их удручающего однообразия и чрезвычайной многочисленности.

– Ну, эвто наверно, по лунной латыни: ни фига не понятно! – подумал Лунный заяц, взял карандаш и, не задумываясь, переправил в слове «goraja» первую букву «a» на букву «o».

И пошел, точнее сказать – почапал на всех четырех лапах, утопая оными в попеле, дальше. И так, и сяк, а идет, идет по луне, елки-моталки, пришелец строго на юг, причем ну очень размашистыми зигзагами, и вдруг... И вдруг навстречу пришельцу – серый лунный бирюк, повиливающий нечесаным хвостом: ах, враг или ух, друг? Бр-р-р! Ну, то был бирюк как бирюк, вот тольки у него были длинные-предлинные лапы, огромные-преогромные раскосые темно-оранжевые глаза, смешные-пресмешные ослиные уши, а также короткие-прекороткие рожки – антенны на лысой-прелысой макушке большущей-пребольшущей башки. Остановился лунный бирюк, встал на задние лапы и подтянул ремень лунных брюк, а больше на бирюке ничего и не было, кроме ну оч-чень-преоч-чень оч-чаровательных брюк, однозначно! М-м-м, но чьто это были за брюки! Повторяю, ну оч-чень-преоч-чень оч-чаровательные! Ох, ах! Да-а-а, энто, воображаешь, были рваные-прерваные, опаленные сзади и спереди и достающие токмо до колен брезентовые брюки сварщика с четырьмя накладными дырявыми карманами: двумя сзади и двумя спереди; цвет брюк – хаки. Одна мощная дыра была спереди меж штанин, а что через нея было пропущено, не треба уточнять; через другую мощную дыру сзади был пропущен бирючий хвост, а дыры в карманах были заткнуты засунутыми в карманы лунными, понимаешь, булыжниками. Ремень брюк тож был брезентовым и в дырьях, бр-р-р, бр-р-р! Наш зайчик обомомлел!