Сказ столетнего степняка

А мы жили в бараках, построенных где-то в тридцатых, сороковых годах. И нам в голову не приходило, почему мы живем в бараках? Барак был достоянием народным, высшим достижением строительства социализма. Барак олицетворял советское лагерное общество, социалистическое общежитие. Был некой моделью. Толстенные, крепкие каменно-кирпичные стены казались незыблемыми. Наши дети, внуки родились в бараке, для них он был родным домом. И мы думали, что проживем там до самого ухода в мир иной!

Маленькая комната и кухня, узкий коридор – вот и все. Слишком тесноватым кажется нам сейчас, а тогда иметь такую крышу над головой – было чуть ли не пределом мечтаний. В бараках жили в основном золотодобытчики – шахтеры и служащие, не каждый мог добиться желанного красного ордера на жилье. Бараки были очень крепкие, низенькие, на несколько семей, то есть, в одном бараке было несколько квартир. Стены толстенные и аккуратно сложены из природных камней, да так крепко, что позже, после развала СССР, когда хотели снести некоторые бараки, бульдозеры долго не могли разрушить их. Посредине каждой квартиры была большая печь, и в зимнюю стужу выдыхала она тепло жизни. Вообще люди жили спокойно, мирно и счастливо – после всех общенародных бедствий, голода и репрессий, войны и хлебных карточек, застойный период правления Брежнева для многих простых людей казался раем. Сизый дым, уходящий прямым столбом в синее, чистое небо в морозный день, еще издалека манил к себе, радовал душу… Со временем людям, в том числе и нам, расширили жилплощадь – разрешили соединить две квартиры в одну, и тогда получалось целых пятьдесят квадратных метров.

У меня было много товарищей и друзей других национальностей, среди которых выделялись Николай, русский, и Лион, немец. Николай был водителем грузовика марки ЗИС –Завода имени Сталина, а затем ЗИЛа – имени Ленина на автобазе, а Лион – сварщиком, мастером на все руки. Мы с ними были соседями – жили в одном бараке. Посередине –мы, справа –Николай, слева –Лион. Вот опять играла со мной судьба – вокруг опять русский и немец!

Три мира, три нации – в одном бараке, под одной крышей!

Николай Борисович Нестеров был родом из России. Выходец из простой рабочей семьи, он прошагал всю войну, был дважды ранен, имел ордена и медали. Огромного телосложения, рослый, сильный физически, он был уравновешенным, спокойным человеком. Большие синие глаза его излучали душевную доброту, он был очень отзывчивым и чутким. С ним было приятно беседовать и даже спорить. Потому что он умел слушать, терпеливо выслушивал собеседника и был по-своему справедлив. Отвечал искренне, без обиняков выражая свое согласие или несогласие, и самое замечательное в нем было то, что он никогда не переводил спор в ссору! Несмотря на все несогласия с мнением другого, на всю жесткость наших дебатов, в жизни он оставался таким же другом, каким был всегда!

Он был намного, аж на двадцать один год младше меня, и относился ко мне с почтением. Но это не мешало нам общаться по-соседски и дружить. Пользуясь привилегиями старшего по возрасту, я относился к Николаю и Лиону как к своим младшим братьям.

Николая иногда называл шутя Николаем Третьим. Вначале ему становилось не по себе, но со временем так привык, что, выпив, любил бахвалиться этим именем. Иногда даже знакомился с новыми людьми так:

– Николай… Не Второй, так Третий!

И заливался здоровым мужицким смехом.

Соседи, кто помоложе, обычно называли Николая «дядь Колей».

Мне очень нравились пирожки с квашеной капустой, которые мастерски пекла его жена Люба и щедро угощала нас. Она была очень жизнерадостной женщиной. Дородная, статная, крепкая домохозяйка, уверенная в себе, всегда говорила правду-матку, невзирая на лица. Гостей встречала всегда приветливо, но если кто, перебрав рюмку-другую, начинал безобразничать, могла любого поставить на место. Даже мужа, храброго воина Николая, останавливала метким словом, остудив излишний пыл. Открытую, с веселым нравом соседку уважали все. Ну, одним словом, была она настоящая русская баба из сказок.

У них было трое детей – мальчик и две девочки.

Дальний родственник моей снохи-немки Мариям Лион Вильверт, прозванный в народе Лейке, был интересным человеком. Я его называл куда – сват. Он был лет на тридцать младше меня, почти свободно говорил по-казахски. Удивительно, что немцы быстрее других осваивали наш язык, но говорили своеобразно, с большим акцентом, и речь у них была необычной. Наверное, смешивались логика и языковые особенности двух нации.

Однажды приехали к нему гости. Соседи-казахи спрашивают: кто приехал? Лейке думает, мучается, как поточнее объяснить им, и как ляпнет: «Ой, алги… катындыкы катын!» Дословно: «Ну, эта… бабья баба!»

Оказывается, приехала боле – кузина его жены из Белоруссии.

Добродушные казахи долго смеялись, подтрунивая над Лейке. Но тот не унывал и неустанно выдавал устные шедевры казахско-немецкого языка.

Его фамилия – Вильверт – напоминала нам слово вельвет – бархат, и казахи так и называли его: Лейке Белбет.