Сказание о директоре Прончатове

- Вопрос у меня такой, - еще более робко произнес Олег Олегович. - А бывает так, что несколько строчек достаются легко?

- Бывает, Олег Олегович, - раздумчиво ответил Евг. Кетской, - но это чаще всего то, чего не замечает читатель.

- Спасибо, спасибо! - закланялся Прончатов. - Тогда я принимаю тяжелое для меня решение - сегодня не ужинать. Не будем приставать в Горищах, товарищ Евг., не будем! Если надо, чтобы ваши строчки были замечены, я на все пойду... Желаю вам счастья на пути к постельному белью!

Когда Евг. Кетской вышел, Прончатов откинулся на спинку дивана и принялся весело, добродушно хохотать; прохохотавшись же, он кликнул Яна Падеревского.

- Янус, - торжественно сказал Олег Олегович старшине. - Я не буду есть!

- Да что вы, Олег Олегович! - удивился Падеревский. - Из-за этого паршивца спать с пустым желудком! Идите за корму, там все приготовлено и прикрыто от него брезентом. А какая копченая стерлядка!

- Исчезните, Ян! - ответил Прончатов и усмехнулся. - Крутите свой штурвал, чтобы утром быть в Ула-Юле.

Еще раз усмехнувшись, Олег Олегович склонился над докладом и через секунду увлеченно писал, хотя краешком уха слышал все, что происходило вокруг него: и как вернулся с сырым бельем Евг. Кетской, и как ругался с ним из-за наволочек Ян Падеревский, и как фельетонист вторично поднимался наверх, ибо нашлись два матраса. Прончатов оторвался от доклада только тогда, когда на лежанке фельетониста раздался тоненький, заливистый храп и стали доноситься жалобные, мальчишечьи стоны.

Поднявшись, Прончатов посмотрел в лицо Евг. Кетскому. Без очков, с закрытыми глазами, с сонным румянцем на щеках, оно казалось совсем детским, добрым и умным. "Расчудеснейший парень!" - подумал Олег Олегович. Ох, как нравились Прончатову самоотверженность Евг. Кетского, его уверенность в том, что все з жизни должно доставаться с трудом, его добродушная наивность и, черт возьми, мужество! Не каждый человек выйдет на голый борт катера, когда кругом темень, дождь, когда старшина нарочно бросает катер в опасные кульбиты и когда неизвестно, за что держаться.

Хороший человек опал на левой лежанке "Волны", и Прончатов ему улыбался хорошо. Потом вернулся к столу и до двух часов ночи писал доклад.

Дождь к утру не перестал, а пошел еще пуще прежнего; тучи обложили небо густо и прочно, внутри них что-то посвистывало, посапывало; обстановка, в общем, была такая, что надо было с секунды на секунду ждать или града, или северного холодного ветра. В добавление ко всему Ян Падеревский поймал транзистором областную сводку погоды, в которой синоптики, опровергая вчерашнее сообщение, обещали дождь уже не в течение суток, а трех дней. Так что в восемь часов утра, когда "Волна" хорошим ходом подбегала к Ула-Юлу, Прончатов стоял на палубе мрачный, голодный; из-под капюшона плаща торчал его синий злой нос. В лютости он дошел до того, что два (приглашения Падеревского позавтракать пропустил мимо ушей, но на третье отреагировал, хотя " не по существу.

- Доигрались, так твою перетак! - выразился Олег Олегович. - Храни нас бог, чтобы на плотбище ничего плохого не произошло! Доигрались с Евг. Кетским! Кстати, почему он спит? Будить! Пусть наблюдает жизнь.

Минут через пять сонный и дрожащий от холода фельетонист поднялся на палубу, зацепившись за леер, едва не свалился в воду, но Ян Падеревский попридержал его за локоть. Тогда фельетонист обеими руками схватился за поручень, подставив лицо под дождь, окончательно пришел в себя.

- Доброе утро! - сонно улыбаясь, сказал он. - Это какая пристань, Олег Олегович?

- Это не пристань, товарищ Евг., - важно ответил Прончатов. - Это славное плотбище Ула-Юл,

От удивления глаза фельетониста стали большими, как оправа его очков, но особенно долго удивляться у него времени не было, так как долговязый Ян Падеревский вдруг наполовину высунулся из рубки, легкомысленно бросив штурвал, стал делать руками темпераментные восточные жесты, призывая фельетониста подойти к нему.

- Подите сюда, подите сюда, - интимно шептал Падеревский и при этом закатывал глаза. - Что такое социалистическое соревнование, знаете? Ну, хорошо! Так вот это оно и есть. Оно! - еще проникновеннее заявил Падеревский и от удовольствия сощурился, как сытый кот. - Вступив в соревнование за досрочную доставку директора на Ула-Юльский рейд, мы вчера взяли повышенные обязательства. Сегодня мы можем рапортовать, что обязательства выполнены и даже перевыполнены.

По дождевику фельетониста монотонно били капли, река шуршала и пузырилась, и под этот монотонный и тоскливый шум слова Падеревского лились тоненьком журчащей струйкой. Его шепот был так убедителен, лицо таким дружеским и гордым, что Евг. Кетской тоже перешел на шепот.

- А как вы этого добились? - спросил он. - За счет чего повысили скорость?

- Форсировали форсунки, - отвечал Падереаский. - Вопрос это технический, вам его не понять... Ой, ой, погибаем!