Читаем Сказание о директоре Прончатове полностью

Узнав Прончатова, секретарь райкома недовольно поморщился, почувствовав удар по плечу, по-заячьи нервно дернул верхней губой. У Леонида Гудкина было все, что требовалось секретарю райкома: высокий лоб с залысинами, представительная фигура, твердые губы; и все это сейчас было направлено против Прончатова. Лоб нахмурился, губы скривились, фигура выражала негодование.

- Остолоп! - с ненавистью сказал Гудкин. - Мы добиваемся твоего назначения директором, Сердюк час назад схлестнулся с Цыцарем, скоро приезжает Цукасов, а ты разводишь шашни! - Он засопел. - Мы заботимся о тебе, а все Пашево и Тагар болтают о твоем романе с племянницей Полякова.

- Ленька! -тихо сказал Прончатов. - Слушай, Ленька...

Под ногами Прончатова цвел экзотическими цветами китайский ковер, бил ему в глаза солнечный зайчик от книжного шкафа, гордая прядь на лбу распрямилась, перестав быть колечком.

- Ты чего? - удивленно спросил Гудкин, стараясь заглянуть в склоненное прончатовское лицо. - Врут, что ли?

- Конечно! - совсем тихо ответил Прончатов. - Я эту племянницу только издалека два раза видел...

Он хотел еще что-то добавить, но раздумал и только огорченно махнул рукой, словно хотел сказать: "Словами не поможешь!" Потом он мягко посмотрел на секретаря райкома.

- Какая же сволочь набрехала? - зло сказал Гудкин. - Слушай, Олег, если найти источник дезинформации... - Он тоже не договорил, а только выругался: - Ач, черт побери! Вот мне небось не припишут цлемянницу... никто не поверит.

Олег Олегович поднял голову, покусав нижнюю губу, стал глядеть, как по липовому саду, прихрамывая, идет старик с метлой. Звали его Касьяныч, много лет назад он бригадирствовал в колхозе прончатовского отца, потом пошел на войну, потерял руку, охромел на левую ногу. "Надо как-нибудь зайти к нему", - подумал Олег Олегович и вздохнул.

- Ты прав, Гудок! - сказал он. - Тебе племянницу не припишут. От тебя всегда ладаном пахло, а я... - Он опустил голову. - Я давно руководил бы трестом, если бы походил на старика Касьяныча.

- Не хвастайся!

- Я не хвастаюсь, Гудок! - опять грустно сказал Прончатов. - Ты же знаешь, что я привязан к Ленке, не желаю себе лучшей жены, проживу с ней, банально выражаясь, до гробовой доски.

Старик Касьяныч начал подметать асфальтовую дорожку. Единственной своей рукой он обвил черешок метлы, деревянную ногу выставил вперед, зрячий глаз искоса навел на асфальт - и пошла писать губерния! Словно постукивающий и шуршащий механизм, состоящий сплошь из шарнирных соединений, Касьяныч споро продвигался вперед, оставляя за собой вычищенный до блеска асфальт. Железно шуршала метла, методично постукивала деревяшка, бренчали неснимаемые медали на груди...

- Черт с тобой, Олег, живи как хочешь! -опять обозлился Гудкин. - Что у тебя произошло с Цыцарем?

Милая ты моя деревня, родной ты мой Пашевский район! Двух часов не прошло с той минуты, как Прончатов разговаривал по телефону с заведующим отделом обкома, а Гудкин уже знает о ссоре. Ну хоть связывай руки, зашивай рот...

- Поругался! - задумчиво сказал Прончатов. - Решил ускорить события!

- Идиот!

Гудкин выругался, но лицо у него оставалось спокойным. Мало того, секретарь райкома неторопливо положил подбородок на руки, прищурившись, стал глядеть на стол с таким видом, точно перед ним была шахматная доска, а он разыгрывал труднейшую партию. У него действительно был громадный лоб, мудрый изгиб губ. Гудкин напряженно молчал, а Прончатов терпеливо ждал. "На Леньку можно положиться!" - мирно размышлял Олег Олегович.

Минут через пять Гудкин как бы очнулся - он потряс головой, хлопнув ладонью по столу, удовлетворенно ухмыльнулся.

- Ты прав, Олег! - сказал он. - Пора объявлять Цыцарю войну!

Гудкин энергично вышел из-за стола, Прончатов тоже поднялся; они подошли к окну, раскуривая папиросы, обменялись многозначительными взглядами. Затем Прончатов сквозь зубы спросил:

- Вишняков написал жалобу на меня?

- Ого-го какую!

Они стояли друг против друга; даже со стороны было видно, как они дружны, крепко-накрепко связаны одной судьбой и одной работой, как они уверены в обоюдной дружбе. Им для общения требовалось очень мало слов, порой хватало взгляда, движения, жеста. Еще через несколько секунд они сдержанно улыбнулись друг другу, затем, не сговариваясь, вернулись к столу.

- Вишняков бьет хитро, - безмятежно сказал Гудкин. - О сплетне ни слова, зато две страницы о коллегиальности. Нужно отдать ему должное - факт с партийным собранием хорош! Кстати, почему ты не выполнил решение?

- Глупейшее решение! - тоже спокойно ответил Прончатов. - Вишняков хотел, чтобы на рейде ежесуточно дежурили молодые инженеры. А мне от них нужна мозговая работа...

- Тем не менее факт играет... - Гудкин вдруг засмеялся. - Тамара Нехамова молодец! Перепечатывая письмо Вишнякова, она сохранила все орфографические ошибки... Сердюк их заметил!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Провинциал
Провинциал

Проза Владимира Кочетова интересна и поучительна тем, что запечатлела процесс становления сегодняшнего юношества. В ней — первые уроки столкновения с миром, с человеческой добротой и ранней самостоятельностью (рассказ «Надежда Степановна»), с любовью (рассказ «Лилии над головой»), сложностью и драматизмом жизни (повесть «Как у Дунюшки на три думушки…», рассказ «Ночная охота»). Главный герой повести «Провинциал» — 13-летний Ваня Темин, страстно влюбленный в Москву, переживает драматические события в семье и выходит из них морально окрепшим. В повести «Как у Дунюшки на три думушки…» (премия журнала «Юность» за 1974 год) Митя Косолапов, студент третьего курса филфака, во время фольклорной экспедиции на берегах Терека, защищая честь своих сокурсниц, сталкивается с пьяным хулиганом. Последующий поворот событий заставляет его многое переосмыслить в жизни.

Владимир Павлович Кочетов

Советская классическая проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези