Сказание о директоре Прончатове

– Конечно! – ответил Прончатов и посмотрел на часы. – Без десяти! Постоим?

– Постоим! – ответил Анисимов.

Став очень серьезными, они изучающе смотрели на здание обкома, на голых младенцев, на разноцветье красок, на стальные ворота. Потом опять взглянули друг на друга.

– Шахтеры о нем говорят хорошо! – сказал Прончатов, вынимая зажигалку. – Жалеют, что переведен в другую область.

– Трое детей! – задумчиво проговорил Анисимов. – Младшему четыре года… В силе мужик!

– Две бутылки коньяку – на ногах! – без выражения продолжал Прончатов. – Шахтерская школа, видимо!

– Где пьет? На рыбалке?

– И на рыбалке! – Прончатов расхохотался. – Ты, Коленька, богов лепишь по своему образу и подобию! Директора помолчали.

– Интересно, интересно! – сказал Анисимов. – Признайся, истукан, что волнуешься!

– Не больше тебя! – пожав плечами, ответил Прончатов. – Пошли?

– Пошли, дорогой!

За стеклянной дверью к ним шагнул седой милиционер с лицом главы большого, дружного семейства. Он, конечно, узнал Прончатова и Анисимова, но виду не показал – милиционер сделал строгие глаза, проведя пальцами по портупее, строго откашлялся, но вдруг расплылся в родственной улыбке.

– Кого я вижу! – пророкотал он. – Олег Олегович, Николай Иванович, с приездиком!

Зная до мелочей, что за этим последует, директора рассмеялись. Радуясь, оглаживая Прончатова и Анисимова родственными глазами, милиционер прикрыл могучим телом дверь, протянув руки к нагрудному карману Прончатова, сказал ласково:

– Партбилетик!

– Петрович, – включившись в игру, удивленно сказал Анисимов. – Это ведь бюрократизм! Ты же знаешь нас!

– Знать-то знаю, – привычно ответил милиционер, – но жизнь, товарищи, сложная штука. Сегодня ты директор сплавконторы, а завтра ты нетрудоустроенный гражданин!

После этих слов улыбаться не полагалось, и директора одновременно вздохнули. Хорошим актером был директор Прончатов и сыграл сложное – опустил печально голову, прикрыл грустной поволокой глаза, но надежда светлым лучом проглядывала сквозь тоскующие черты.

– Да-е! – вздохнул он. – Жизнь, жизнь!

Поднявшись на второй этаж, они пошли по длинному пустому коридору. Ни звука не проникало сквозь твердые двери, которые не хлопали, открываясь и закрываясь, никто суетливо не бежал навстречу, никто не обгонял идущих. Толст и пушист, лежал ковер под ногами, мощно стояли возведенные купцами стены. В тишине торжественности шли по коридору Прончатов с Анисимовым, пока не остановились перед высокой дубовой дверью с золотой табличкой «Зал заседаний», за которой находился еще не сам зал, а так называемый «предбанник».

В последний раз переглянувшись, они вошли в «предбанник», молча огляделись и слегка кому-то покивали гордыми головами.

– Так! – неопределенно произнес директор Анисимов.

– Так-с! – в тон ему сказал директор Прончатов.

Они вошли в «предбанник» так, как могут войти в него директора двух самых крупных сплавконтор в области, те самые директора, которые вслед за первым секретарем обкома партии подписывают рапорты в ЦК КПСС. Директора Прончатов и Анисимов – это были те самые люди, которые производят материальные ценности группы "А", от которых зависит в какой-то степени судьба этой северной лесной области. Прончатов и Анисимов вошли в «предбанник» так, как могли войти люди, знающие себе цену, но и ценящие партийную власть: Прончатов и Анисимов признавали и утверждали руководящую роль партии в строительстве социализм а и коммунизма.

– Здоровеньки булы! – еще немного помолчав, сказал Анисимов людям, сидевшим в «предбаннике».

– Здравствуйте, здравствуйте! – приветствовал их Прончатов.

Большие часы показывали ровно одиннадцать, и к директорам торопливо подошел помощник первого секретаря. Нагнувшись к уху Прончатова, он шепнул: «Вас вызывают первым!» То же самое помощник секретаря шепнул Анисимову, и тогда оба одновременно пожали плечами – ничего необычного им помощник не сообщил.

– Арсентий Васильевич начинает бюро ровно в одиннадцать! – громко сказал помощник. – Но Арсентий Васильевич пять минут уделяет беседе с членами бюро!

– Хорошо, хорошо! – кивнул Прончатов.

– Не велики паны, можем и подождать! – сказал Анисимов.

Директора внимательно оглядели ожидающих. Сегодня в «предбаннике» сидели люди трех сортов, для классификации которых не требовалось особого ума и наблюдательности. К первому сорту принадлежали обкомовские работники масштаба инструкторов и замзавов отделов, которых можно было отличить от всех прочих по папкам и по выражению лиц – папки были тоненькие, а на лицах проглядывала деловая озабоченность.

Ко второму сорту принадлежали люди, ожидающие от бюро обкома радости, – эти узнавались по потным, сероватым лицам, по толстым папкам и портфелям, так как эти люди пришли на бюро обкома затем, чтобы утвердиться в новой должности. Они временами открывали толстые папки и портфели, выхватывали бумажки, торопливо перебирая губами, прочитывали что-то.

Люди третьего сорта сидели согнувшись: они ждали от бюро обкома беды. Таких Прончатов и Анисимов увидели троих, но они заметно выделялись среди остальных.