B туманный, непогожий день зрителям было трудно следить за действиями двух «флотов». Русскую эскадру — и в ней был и корабль «Двенадцать апостолов» с флагом контр-адмирала Нахимова — зрители могли узнать по тяжелым контурам старых, отданных на слом фрегатов, прибуксированных на один день с морского кладбища, где обычно ютились они, занимая маленькую часть бухты, в отдалении от города. Корабли были подновлены и даже вооружены «на русский образец», но без орудий с бомбическими снарядами, не было среди них и паровых судов. Выставленные в одну линию, они должны были представлять собой на потеху зрителей всю… убогость севастопольской эскадры. Демонстрируя таким образом «силы русского флота», Адмиралтейство готовило общественное мнение о легкости войны с русскими. О состоявшейся репетиции ходили самые противоречивые толки, и он, Слэд, помнил все, что говорилось при дворе.
Печать больше внимания уделяла эскадре, расположившейся на Спитхедском рейде против линии «русских кораблей», может быть, потому, что в ее составе были и не «макетные», а всамделишные турецкие суда, среди них даже два паровых — «Таиф» и «Эрекли», явившиеся сюда с визитом. Была этому и другая причина: турецкий флот «преобразовывался» английским посланцем в Турции контр-адмиралом Слэдом, где величали его Мушавар-паша, и теперь, следя за происходящим на Спитхедском рейде, можно было судить о первых успехах Слэда.
Эскадрам не пришлось маневрировать, да и было бы негде, огонь русских не был «умален», по свидетельству присутствующих на берегу, «русские защищались храбро и палили метко, но малая выучка их и малое количество кораблей, да и не высокий класс их дали преимущество туркам».
Слэд помнил снисходительно-насмешливую и в чем-то недоверчивую улыбку короля Франции, наблюдавшего за всем с палубы яхты. Король сказал Слэду, находившемуся в составе его свиты:
— Хорошо, если этих кораблей будет достаточно и этот «бой» не уподоблен одной из сцен в пьесе «Сабленых колодцев!»[1]
В этих сломах можно было уговить, и поощрение Слэду и предупреждение. Королю доносили и о слабостях турок, и о Нахимове — скромном адмирале русских, каком-то «Суворове на море».
Это странное ожидание «нового Суворова», каких-то неведомых проявлений «русского духа» всегда несколько оскорбляло Слэда.
В тот день, он не смел ответить королю. Он мог только его слушать.
Посол застал своего гостя задремавшим над снятыми с полки атласами. Стрэтфорд Рэдклиф был во фраке, с орденами на груди. Брезжило утро, и в полуоткрытое окно уже врывался шум улицы.
— Можете идти, сэр Адольфус Слэд, — покровительственно сказал посол. С ваших слов я сегодня же составлю донесение ее величеству. Как бы ни было, вы единственный из англичан свидетель гибели турецкого флота, и, к слову сказать, капудан-паша именно потому хочет видеть вас повешенным на рее «Таифа». Турки не терпят свидетелей своего позора. Я объяснил ему, как неразумно было бы на вашем месте оставаться в Синопе, но капудан-паша неистовствует и требует отдать вас под суд. Его даже не радует, что в турецком флоте сохранен вами такой первоклассный корабль, как «Таиф». Знайте об этом и держите себя гордо. Хорошо, что вы сразу приехали ко мне, и я смогу вас огородить от неприятности.
— Что решил капудан-паша? Как принял он ваше сообщение? — подавляя тревогу за себя, стремительно спросил офицер.
— Он встретился с великим визирем Решид Мустафой-пашой, и вдвоем они направились к султану, — ответил посол. — Что может решить капудан-паша! Сперва он в гневе хотел было послать четыре оставшиеся у Турции фрегата отомстить за Синоп, потом — наказать вас, теперь ждет повеления свыше. Но разве султан примет какое-либо решение, не посоветовавшись со мной?
— Что же вы посоветуете ему? — с запальчивой прямотой, право на которую давало ему все пережитое, спросил моряк.
— Вы слишком любопытны, сэр, — мягко остановил его посол, улыбнувшись. — Могу, как соотечественнику, вам дать совет готовиться к испытаниям. Думаю, что несколько месяцев вы можете пробыть в покое. Потом, вернее всего, «Таифу» придется драться с русскими в составе английских и французских эскадр, которые призваны будут покорить Россию с моря. В этом случае, стоит ли туркам свой единственный оставшийся корабль высокого класса вверять вам? Подумайте и об этом. До свидания, сэр!
Выйдя на улицу, Слэд увидел, как по дороге, ведущей к мечети Ахмеда, тянутся беженцы. Их нетрудно было узнать в унылой толпе по запыленной одежде и тюкам, которые они несли на голове. Иногда они останавливались, что-то лихорадочно рассказывая прохожим, и до Слэда донеслись их выкрики «Синоп» и «янгивар», что значило пожар. Видимо, сигнальный телеграф успел передать весть о синопском поражении, да и оттуда, из Синопа, уже добрались сюда морем первые беглецы. Адольфус Слэд меньше всего хотел сейчас их видеть, словно боясь их рассказа о бегстве «Таифа».