Осуществилась заветная мечта Лакшманы - постоянно созерцать Лотосные Стопы Ситы и Рамы, упиваясь любовью, которой они щедро одаривали его. Он позабыл обо всем, что связывало его с прошлой жизнью и погрузился в наивысший духовный экстаз, Сат-Чит-Ананду. Его отречение было настолько глубоким, что никто из его родных и близких - ни мать, Сумитра Деви, ни жена Урмила - не возникал перед его внутренним взором ни во сне, ни наяву. Сита, как и Лакшмана, никогда не вспоминала о своих родных и о городах Митхила и Айодхья. Ее память не воскрешала их образы даже на долю секунды. Ее взор и ее внимание были сосредоточены на Лотосных Стопах Шри Рамачандры. Это был истинный праздник для ее очей; она с благоговением наблюдала, как неиссякаемый поток мудрецов стремится к Раме за советом и помощью. Время для нее летело незаметно, и она потеряла счет дням. Как птица Чакора, наслаждаясь лунным светом, самозабвенно купается и трепещет в его прохладных лучах, так и Сита, трепеща от восторга, не сводила глаз с обожаемого Лика Рамы. Настолько притягательна была для нее маленькая хижина из бамбука и листьев, что она позабыла и о дворце в Митхиле, где провела детство и девичество, и о дворце в Айодхье, где жила как царская невестка. Скромный лесной домик казался ей самой роскошной и уютной обителью, какую она когда-либо видела в своей жизни.
Время от времени Рама услаждал их слух рассказами о древних героях, воспетых в пуранических легендах и о подвигах великих подвижников, познавших тайны духа на пути сурового покаяния и аскетизма. Сита и Лакшмана жадно внимали Его речам, ловя каждое слово. В истории Рамы нередко вплетались воспоминания о покинутых родителях, стра дающих от боли разлуки. В такие минуты глаза Ситы наполнялись слезами; при мысли о Каушалье и Дашаратхе она горько плакала, представляя себе безутешную от горя царицу-мать. Но рядом с нею был ее Рама, Лев среди людей, и при взгляде на Него слезы мгновенно высыхали и печаль исчезала бесследно. Тревоге и грусти не было места здесь, в лесу, где находился Рама, ибо она понимала, что все, происходящее в мире - не более как Лила (Вселенская Игра) ее Господина. Ничто не могло омрачить ее безоблачного счастья. Рама и Лакшмана берегли ее, как зеницу ока, бдительно охраняя ее покой и следя за тем, чтобы ни малейшее волнение или страх не взбудоражили ее душу. Все трое были спокойны и радостны, забыв о тоске и печали. Их жизнь на горе Читракута текла счастливо и безмятежно.
Глава 16
Мрак над Айодхьей
Тем временем правитель Нишады, сопровождавший Раму на пути в лес, возвращался в свое царство. На берегу Ганги он увидел колесницу, в которой сидел министр Сумантра. Невдалеке паслись лошади, поводьями привязанные к стволу тенистого дерева. Сумантра сидел совсем один, он безутешно плакал и стенал. Сам Гуха не мог более сдерживать свою скорбь. Он воскликнул: “Рама!” и, бросившись к Сумантре, обнял старика, и они оба зарыдали, будучи не в состоянии выразить свою муку словами. Прижавшись друг к другу, они прислонились к дереву, но не смогли удержаться на ногах и упали наземь, как будто сами были деревьями, срубленными топором. Они оплакивали судьбу Ситы, Рамы и Лакшманы и посылали проклятья Кайкейи - виновнице всех бедствий.
Лошади перестали щипать траву и отказались пить воду. Слезы текли у них из глаз. Как только они услышали, что Сумантра и Гуха произносят имена Ситы, Рамы и Лакшманы, они подняли головы и стали всматриваться вдаль в надежде хотя бы на мгновение увидеть тех, кого они любили с такой силой, с какою любят только близкие люди, разлученные друг с другом. Сумантра видел горе, терзающее животных, и от этого его боль становилась еще сильнее.
Прошло, наверное, несколько часов в этих разрывающих сердце страданиях. Гуха, понимая, что дальше так продолжаться не может, собрал все свое мужество и попытался взять себя в руки. Он обратился к Сумантре с такими словами: “О министр! Ты обладаешь глубоким умом, твердыми моральными устоями, ты - тот, кто видит подлинную сущность вещей за их внешними, преходящими очертаниями. Судьба играет порой в странные игры, и нужно приучить себя мириться с этим. Поднимись! Возвращайся в Айодхью! Передай вести Каушалье и Сумитре, которые жаждут увидеть тебя и услышать твой рассказ.” Он насильно поднял Сумантру с земли, усадил его в колесницу и запряг в нее лошадей, отвязав их от дерева.
Сумантра осознавал, что то, на чем настаивает Гуха - правильно. Движимый порывом слепой отваги, он взнуздал лошадей, заставляя их тронуться с места, но его тело утратило силу из-за горестных переживаний, вызванных разлукой с Рамой. Поэтому, несмотря на все старания, ему не удавалось управлять колесницей, как прежде. Его качало из стороны в сторону, и он не мог удержаться на месте, то и дело соскальзывая вниз и вновь карабкаясь на сиденье. А лошади? Они не желали двигаться вперед! Они все время пытались повернуть обратно и вытягивали шеи, чтобы увидеть дорогу, ведущую назад.