Сказание о господе Раме

Сумантра клял себя и свою судьбу. “Горе мне! - повторял он, - пусть закончится на этом моя несчастная жизнь. Мое тело все равно должно когда-то обратиться в прах, а чем умирать от болезни или от стихийного бедствия, гораздо лучше, если смерть придет от невыносимой боли из-за разлуки с Рамой. Это придало бы смысл всей прожитой мною жизни; это сделало бы мою славу вечной, а завоевание посмертной славы - достаточная награда за все жизненные невзгоды. Нет, Сумантра, - сказал он сам себе, - будь у тебя счастливый удел, ты бы не расстался с Рамой; а поскольку тебя преследуют неудачи, что тебе еще остается, как не смириться и продолжать жить? Что пользы изнурять и корить себя?” Сумантра продолжал нещадно осыпать себя упреками.

Он снова завел разговор с самим собой. “Какими глазами посмотрю я на жителей Айодхьи? Когда они спросят меня, где Рама, что я им отвечу? Когда они спросят меня: “Как ты мог уехать, оставив Раму в джунглях?” - что я смогу сказать им? Разве не буду я охвачен стыдом и скорбью? О, мое сердце превратилось в камень! И почему оно не разорвалось на части от всего, что я пережил?” Ему была отвратительна собственная низость, и он заламывал руки в отчаянии. Он решил, что не должен въезжать в город при свете дня, когда улицы заполнены людьми. Ему казалось, что будет менее унизительно въехать в город ночью, когда все разойдутся по домам и улягутся спать.

Но внутренний голос возразил ему: “О чем ты думаешь? Могут ли жители Айодхьи спать? Нет, нет, конечно, не могут. Только из-за своей глупости и невежества мог я вообразить, что они спят по ночам. Они все время бодрствуют, ожидая возвращения Рамы или хотя бы любых вестей о нем! Поэтому мне все равно не избежать унижения, появлюсь ли я в городе ночью или днем. Для меня, который оказался недостойным милости Рамы, эта злосчастная судьба - заслуженная кара. Лучшее, что я могу сделать - пройти через все унижения и принять бремя позора.” Итак, Сумантра продолжал свой путь - медленно, с остановками, все время задавая самому себе вопросы и пытаясь ответить на них.

Но вот он достиг берега реки Тамасы. Здесь он решил провести несколько часов, чтобы отпустить лошадей пощипать траву, а самому подготовиться к въезду в город после наступления ночи, когда люди не будут уже ходить по улицам, а будут лежать в своих постелях. Наконец колесница, миновав главные ворота, тихо и медленно двинулась по главной улице города.

Сумантра принял все меры предосторожности, чтобы колеса и копыта не издавали шума; колесница двигалась, как улитка. Но кто мог сдержать нетерпение лошадей? Кто мог заставить их замолчать? Они узнали улицы, по которым они везли Раму, они громко жаловались на свою участь: ведь их дорогой Рама был далеко, очень-очень далеко.

Жители города услышали это жалостное ржание, их слух был настроен на то, чтобы воспринять этот горестный крик, они передавали друг другу, что Сумантра вернулся с пустой колесницей; они выбежали из домов и встали по обе стороны дороги, чтобы увидеть печальное зрелище.

Сумантра низко опустил голову, когда заметил, что на улицах собрались толпы людей. Они же, глядя на его плачевный вид, догадались, что Рама не вернулся. И они падали в обморок там же, где стояли. Многие плакали навзрыд. Во дворцах цариц услышали душераздирающее ржание лошадей и тут же послали служанок узнать, что случилось; те поспешили к Сумантре и засыпали его вопросами. Он же сидел, подавленный и павший духом, как немой, который не способен ответить ни на какие вопросы. Он сидел неподвижно, как сломанная колонна, словно он был глухой, который и не мог слышать, о чем его с таким нетерпением спрашивали.

По его поведению служанки поняли, что Рама отверг все просьбы и мольбы о возвращении. Они жалобно причитали: “О министр! Ты вернулся один и оставил Ситу в этом ужасном лесу?” - и из их груди вырывались горестные стоны.

Одна служанка оказалась смелее других. Она сказала Сумантре, что Каушалья приказала ему сразу же проследовать во дворец, где она ждет его.

Во дворце Сумантра нашел царя, распростертого на полу, истощенного бессонницей и голодом, в измятой и грязной одежде. Сумантра подавил волну своей собственной скорби и, проговорив слова “Джей, джей”, которые по традиции полагалось произносить первыми при встрече с царем, встал рядом с ним, трясясь с головы до ног. Узнав его голос, Дашаратха быстро приподнялся и плачущим голосом спросил: “Сумантра! Где мой Рама?”

Сумантра обнял царя, и тот уцепился за него, как утопающий, который хватается за соломинку. Видя, как они оба рыдают от невыносимого горя, Каушалья пришла в отчаяние, она едва могла дышать, она с трудом хватала воздух губами и мучительно задыхалась от душевной боли. Служанки, видя это, громко заголосили, оплакивая тяжелую участь, которая постигла всех, и делали все возможное, чтобы успокоить царицу и восстановить ее силы.