Из языков жертвенного пламени, поддерживаемого согласно предписаниям, возникла Божественная Фигура, озарившая, словно внезапная вспышка молнии, ослепительным блеском своего великолепия все вокруг! При этом Явлении остолбенела и благоговейно замерла собравшаяся толпа, включая жрецов и пандитов, пораженная священным ужасом, восторгом и трепетом! Все ощутили внезапно нахлынувшую волну невыразимого блаженства от приобщения к сокровенному таинству. Слезы восторга хлынули из глаз царя и трех цариц. Они простерли руки к Божеству в истовой и страстной молитве; Ришьяшринга продолжал церемонию с невозмутимым самообладанием, не переставая повторять предписанные мантры, в строгом порядке предавая огню жертвенные дары. Внезапно из поднебесья раздался голос - как будто наступил последний Судный День! В благоговейном ужасе и ошеломлении застыл Ришьяшринга, стараясь внять каждому слову Послания Свыше. “Махараджа! - вещал голос, - прими этот сосуд и раздели поровну священную пищу, “пайасам”, содержащуюся в нем, между тремя царицами”. Передав сосуд в руки царя. Таинственная Фигура исчезла в сполохах жертвенного пламени, которое породило ее.
Ликованию всего народа, царского двора, пандитов и жрецов, наблюдавших Великое Явление, не было границ. Вскоре были завершены последние ритуалы, и процессия во главе с махараджей, державшим в руках драгоценный сосуд, дарованный Богами, прошествовала во дворец.
Глава 4
Сыновья
Следуя пожеланию наставника, царицы совершили ритуальное омовение и вступили в храмовые покои, где находился алтарь с изображением фамильного божества; они нашли там Васиштху, завершающего церемонию поклонения. Три золотые чаши были наполнены пайасамом, дарованным Божественным посланником. Затем Васиштха призвал Дашаратху и сказал: “Раджа! Передай эти чаши твоим женам: первую - Каушалье, вторую - Сумитре и третью - Кайкейи”. Царь исполнил то, что было сказано. Завладев чашами, царицы склонились к ногам Васиштхи и Дашаратхи. Васиштха добавил, что вкусить божественное яство они смогут лишь после того, как коснутся стоп Ришьяшринги, Верховного жреца ягьи.
Поэтому Каушалья и Кайкейи оставили свои чаши в храме и удалились в свои покои, чтобы высушить и уложить волосы к торжественной церемонии. Сумитра же вышла на террасу и, поместив свою чашу на невысокие перила, предоставила сушить свои волосы солнцу и ветру, а сама предалась донимавшим ее последнее время мыслям о своем особенном положении. Она думала: “Я - вторая царица. Сын старшей царицы унаследует трон по законному праву; сын Кайкейи, третьей царицы, может завладеть престолом согласно обещанию, данному царем при бракосочетании. Однако, - размышляла Сумитра, - что ожидает моего собственного сына? У него нет никаких прав. Зачем вообще иметь сына, у которого не будет ни власти, ни независимости? Лучше уж ему вообще не родиться, чем родиться отверженным”.
Но такие мысли были лишь минутной слабостью, и вскоре Сумитра успокоилась и смирилась со своей судьбой. Она поняла: суждено сбыться тому, что задумали боги, и этому нельзя воспрепятствовать. Она напомнила себе, что таково было повеление наставника и приказ царя. Поэтому она протянула руку за чашей с намерением отведать ее содержимое, как вдруг - о чудо! - откуда ни возьмись прилетел большой орел, ухватил клювом сосуд и взмыл с ним вверх, высоко-высоко в небесную даль.
Сумитра пришла в отчаяние, что проявила такую небрежность по отношению к драгоценному пайасаму. Она понимала, как сильно огорчится царь, если узнает об этом несчастье. Она не знала, как ей поступить, и поэтому побежала прямо к своей сестре, Каушалье, и рассказала ей обо всем. Вскоре со своей золотой чашей явилась и Кайкейи, успевшая подвязать просушенные волосы. Три женщины очень любили друг друга, они, будто родные сестры, были связаны единой шелковой нитью любви и нежности.
Чтобы не расстраивать царя неприятным известием, царицы раздобыли еще одну золотую чашу, и Каушалья и Кайка поделились с Сумитрой равными частями божественного яства, чтобы все трое могли занять достойное место в храме. Зазвучали полагающиеся случаю священные песнопения, исполнявшиеся жрецами и браминами, и, благословляемые Ришьяшрингой, каждая из цариц вкусила свою долю божественной пищи. После этого им дали пригубить святой воды, и царицы распростерлись перед алтарем; коснувшись стоп Ришьяшринги, они удалились в свои покои.