Сказание о господе Раме

Когда Хануман, полный отваги и бесстрашия, произносил свои речи, не соблюдая ни приличий, ни правил этикета, Равану охватила неудержимая ярость. Он вскочил, изрыгая огонь, и, воинственно колотя себя по бедрам, взревел, приказывая своим прислужникам убить наглую обезьяну. Все бросились к тому месту, где стоял Хануман, связанный змеиными веревками. Как раз в этот момент в зал вошел Вибхишана, брат Раваны. Он простерся перед старшим братом и протестующе произнес: “Господин! Было бы неправильно убивать вражеского посланца. Раджадхарма не допускает таких действий. Накажи его каким-нибудь другим способом, но не приговаривай к смерти.” Министры Раваны поддержали протест и заявили, что предложение Вибхишаны честно и благородно. Равана с презрением осмеял эти смехотворные идеи о правде и неправде, однако умерил свой пыл и сказал: “Хорошо. Подвергните его пытке и вышвырните вон.” Ракшасы собрались в группу, принявшись обсуждать, какого рода истязания заслуживает Хануман. Они пришли к выводу, что основная гордость обезьяны - это ее хвост, и она всячески печется о том, чтобы не повредить его и сохранить длинным и сильным. Кому-то пришла в голову идея, что лучшим наказанием будет обмотать хвост длинными тряпками, обильно пропитать их маслом, чтобы оно стекало с хвоста, а потом поджечь их. Этот план встретил единодушное одобрение! Ракшасы ликовали, что их озарила столь блестящая мысль! По залу прошел одобрительный ропот: “Бесхвостая обезьяна поскачет к своему хозяину, чтобы отомстить за увечье. Тогда мы и посмотрим, насколько он отважен и могуществен.”

Хануман наблюдал их оживление, слушал их заговорщицкий шепот и от души смеялся про себя. Когда они закончили обсуждение плана, он разразился громогласным хохотом. Ракшасы были разгневаны столь возмутительным поведением обезьяны. Они немедленно приступили к делу: были принесены куски материи, которыми они и принялись обматывать хвост Ханумана. Но чем больше они старались, чем обильнее обливали хвост маслом, тем длиннее становился этот хвост! Им понадобились горы тряпок и бочки масла. Весть о чуде разнеслась по всему городу, и толпы ракшасов - мужчин, женщин и детей - устремились к залу, чтобы поглядеть на чудесное явление. Процессию возглавляли группы музыкантов, собравшийся народ хлопал в ладоши, и Ханумана повели по улицам, а за ним тянулся длинный хвост, обвязанный тряпками и пропитанный маслом. Наконец, они достигли центральной площади Ланки. Там, посреди огромной толпы любопытных, к кончику хвоста Ханумана был поднесен горящий факел. Внезапно Хануман уменьшился до крошечных размеров, и веревки, крепко связывавшие его тело, ослабли и соскользнули. Теперь он мог принять свою настоящую форму и беспрепятственно передвигаться. Одним прыжком он вскочил на крышу золотого дворца и, выкрикивая “Рама! Рама!”, заставил ракшасов разбежаться в ужасе, ибо, невесть откуда поднялся ураганный ветер и задул с бешеной силой. Хануман подпрыгнул вне себя от восторга и перекувырнулся в воздухе. Он скакал с одной крыши на другую, а огромный горящий хвост волочился за ним, становясь при этом все длиннее и длиннее. Огонь разгорался все яростнее, и улицы одна за другой вспыхивали ярким пламенем. Вскоре все дома и дворцы Ланки были охвачены страшным пожаром и рушились, рассыпаясь в пепел. Ракшасы в отчаянии мчались кто куда со своими женами и детьми, покидая горящие дома и заботясь лишь о спасении жизни. Во всеобщей панике и смятении весь домашний скот, а также лошади, мулы, слоны, вырвавшись из стойл и загонов, неслись, не разбирая дороги, обезумев от ужаса и боли. Весь город содрогался от криков, душераздирающих воплей, стонов и причитаний: “О! Спасите нас! Уведите нас в безопасное место!” Отчаянные крики, издаваемые тысячами женщин и детей, громким эхом звенели в небесах.

Царица Мандодари слышала крики, доносившиеся с улиц города. Она собрала всех солдат, находящихся во дворце, и велела им позаботиться об убежище для женщин и детей. Ею овладел страх, и она дала волю горестным чувствам, которые ее терзали. “Увы! Глупое упрямство Раваны ведет к истреблению всего клана ракшасов; нам всем суждено погибнуть в этом пожаре. Сколько раз предостерегали мы Равану вместе с его братом Вибхишаной! Простирая руки, мы умоляли его. Но, как обычно говорят, когда смерть подступает, доводы рассудка отступают. Грядут его несчастливые дни, и потому он ведет себя так нелепо и бессмысленно.” Куда бы ни падал взор царицы, повсюду плясали бешеные языки пламени. И среди этих огненных сполохов, то появляясь, то вновь исчезая, мелькала фигура Ханумана. Из каждого жилища доносились отчаянные вопли: “Хануман! Пощади нас! Не сжигай наши дома!” Мужчины и женщины, простирая руки, взывали к Хануману: “Пожалей хотя бы наших детей!” Жена Кумбакарны, младшего брата Раваны, бросилась вперед и взмолилась: “О посланец Рамы! Мой супруг погружен в глубокий сон; не поджигай наш дом, не допусти, чтобы он сгорел живьем внутри.”