– Две десятни – пустяковина. И не пикнут! – сказал презрительно староста солеваров. – Надо бы детинских щенков похватать – да в подвал. И обменять бы на наших, на мальца и на Виктора.
– Мы не верховники, мы с чадами не воюем! – резко сказал Будимир.
Солевар заметно смутился.
– Прости, коли так, на глупом слове. Все помолчали, прислушиваясь. Из города доносился все тот же гул голосов, затем дружное, восторженное «а-а-ах!».
– Завелись уже в Ново-Китеже болельщики. Ишь как переживают! – засмеялся Ратных.
Будимир первый услышал близкий человеческий крик. Он поднялся с камня, посмотрел вниз. Без тропки, напрямик ломился к ним Истома. Приблизившись, он обвел всех медленным взглядом, часто, запаленно дыша. И все еще молчал.
– Ишь запалился как, – не вытерпел Будимир. – Пошто спешил?
– Вам сказать. Полдень уж, из Детинца никто не пришел.
Старосты переглянулись, все разом вздохнули.
– Верховники и братчики перешли уже в наступление, а мы еще не готовы нанести удар. У нас руки связаны! – с отчаянием сказал капитан. – Ждать, ждать и снова ждать!
У Будимира на скулах выступили каменные желваки, так стиснул он зубы, и лоб разрубила каменная складка меж бровей. Но он молчал, глядя в землю.
– А спасение Виктора и Сережи только в немедленном восстании, пока братчики не засели в Детинце. Поймите это, – умоляюще смотрел Ратных на старост.
Гончар поворошил бороду, сказал осторожно:
– Бой этот для нас последний будет. Одолеют – вся наша жизнь кончена!
– Нет, ты скажи, как думаешь: можно наших друзей мирских оставить верховникам на растерзание? – сумрачно посмотрел на него староста Щепного посада. – Ну? Чего молчишь?
– Не можем мы того сделать, спасены души! – громыхнул Будимир. – Не можем друзей верных в беде бросить! Есть иль нет на нас крест? Я так думаю, начнем с теми силами, кои соберем!
– Опасно, – покачал головой гончар.
– Держи опас про запас, хлебна муха! Знаю, что опасно. А мы всю жизнь с опаской жили. Старосты, спасены души, разойдемся по своим посадам и клич кликнем!
Старосты ответили ему одобрительными восклицаниями.
– Аида вниз, в город! – закричали они. – Мешкать грешно!
Все начали спускаться с Лысухи и вскоре вышли в Кузнецкий посад. Здесь гремело, звенело и дымило на каждом шагу.
– А кузнецы всё стучат и стучат! Погибель Детинцу куют! – сказал Волкорез.
Остальные засмеялись.
Будимир остался в своем посаде. Затем и остальные старосты начала расходиться по посадам. Капитан свернул к Детинцу. Надо осмотреть будущий театр военных действий. С ним шли Волкорез, Лапша и Истома. Гул голосов на футбольном поле становился все сильнее.
– Эк, орут-то! Как на кулачном бою, – сказал одобрительно Лапша.
Что-то изменилось в криках футбольных болельщиков – они стали злобнее, беспощаднее. Вырвался вопль, умоляющий о пощаде.
– И верно. На кулачки, что ли, там пошли? – недоумевающе пожал плечами Волкорез.
И вдруг разноголосый протяжный вой двинулся, полетел. Людские возбужденные голоса, неистовые крики, слезливые причитания женщин, чьи-то испуганные подвывания, злой собачий лай – весь этот гул катился, приближался. А Затем появились и люди. Первыми выскакали конные стрельцы. Они мчались, давя кур и поросят, спасаясь от посадских, бежавших сзади и нахлестывавших стрелецких коней в десять хворостин. Испуганные кони подбрасывали на скаку крупы и опрокидывали всадников на шею.
Стрельцы успели проскочить в открытые для них ворота Детинца. А затем ворота захлопнулись перед самым носом подбежавших посадских.
Вся огромная площадь перед Детинцем была уже забита народом. Всюду всклокоченные бороды, бараньи и собачьи шапки, сермяжные армяки и кафтаны. Все кричали и грозили Детинцу кулаками, кольями, топорами, кузнечными кувалдами.
– Неужто бунт? Святой бунт? – спросил тихо Истома, прижав к груди ладони. На лице юноши был восторг, глаза его сияли, будто светились изнутри.
В толпе посадских капитан увидел неожиданно Птуху. Мичман был в одной тельняшке, видимо, поспешил выбежать на улицу. Ратных окликнул его, и Федор начал продираться через толпу. Еще издали он закричал:
– Лед тронулся, господа присяжные заседатели! – Федор поднял палец над головой и кому-то погрозил: – Теперь будем, как в Одессе говорят, с божьей помощью вынимать из них душу!
– Как это началось? Почему? – спросил его капитан.
– Точно не могу сказать. С футбола это началось.
– С футбола? А ну-ка рассказывайте!
2
Взрывчатку спрятали в угольных коробах, засыпав ее толстым слоем угля. Мичман переселился поближе К угольному сараю в шалаш из жердей и соломы.
Он лежал, закинув руки за голову, и мечтал об Одессе, когда услышал близкий гул голосов. Мичман сел и прислушался обеспокоенно. Но тотчас же раздался многоголосый крик, такой яростный, полный такой страсти, что Птуха как был, в одной тельняшке, выскочил на улицу.
Кричали на лугу в начале посада и недалеко от Детинца.
– Футбол, вот оно что!
От угольного сарая до футбольного поля было очень недалеко, и мичман решил посмотреть на матч.