Сказание о граде Ново-Китеже. Роман

На подъеме на холм к Детинцу их нагнали поп Савва, которого били кнутом на плахе, и могучий кузнец с опаленной у горна бородой. Это он на толчке двумя ударами опрокинул в грязь мордастого парня и Патрикея Душана. Такому не трудно и пятерых повалить. В плечах окатистый, в груди неимоверно широкий и выпуклый, лицом рябоват, мечен оспой, над расклиненной бородой навис-огромный сизый носище. Он, видимо, разогрелся в драке и снял валяный черный колпак, подставив ветру лысину, переходившую в крутой, просторный лоб. С виду как будто бы прост и обычен кузнец, но в темных пристальных его глазах были спокойный, уверенный ум и гордость. Капитан долго и внимательно глядел на кузнеца - покажись, покажись, чего ты стоишь? И, перехватив его взгляд, кузнец ответил доброй, хорошей улыбкой.

А поп легко отмеривал частые коротенькие шажки. Мичман взглянул на него и засмеялся:

- Силен попище! На кобыле лежал, плетюганов отведал, а шагает гоголем!

Ратных и Косаговский тоже улыбнулись. Приземистый, тучный, с рожей багрово-красной, будто нахлестанной веником, поп мрачно шмыгал лиловым пуговкой-носиком, а хитрющие, блудливые глаза его зыркали во все стороны. Одет он был в рваный овечий полушубок поверх закапанного воском и жирными щами подрясника.

- Шапку-то надень, - продолжал смеяться Птуха. - Кудрями ты не очень богат.

Поп потер красную, мясистую плешь и махнул рукой.

- Нету шапки. На толчке потерял, когда стегали. Ладно и так, аки пророк Елисей.

- Больно били? - полюбопытствовал мичман.

Поп прищурил блудливые глаза.

- Суровец ударит - кафтан треснет. Кожа, как лапша, излоскутится, кровь ручьями польет. А меня не бил, бархатом гладил. Жалел!

- А чего же ты ревел, как бугай?

- Плоть не стерпела, - почесал поп, морщась, спину,

- Кошмарный характер! - снова засмеялся Птуха. - После бани, а чешется. А за что тебе всыпали, можешь сказать?

- На богородицу я плюнул.

- Как-ста? - оторопел стрелецкий десятник. - Поп, а на божью матерь плюешь?

- Хвати ковш полугару - пень от богородицы не отличишь. Плюнул я в церкви на стену, на ней сатана намалеван, а попал в богородицу.

Птуха согнулся вдруг в поясе, держась за живот, и затрясся от хохота. Захохотал и поп и сквозь смех выкрикнул:

- Ив Миколу-угодника маленько попал. Грехи… Ох, грехи.

Мичман снова взвыл от смеха, а за ним, постанывая и охая, засмеялись все остальные. А когда отсмеялись, отдышались, вытерли выступившие слезы и снова пошли, десятник спросил кузнеца:

- И ты, Будимир, к посаднику?

- К ему. Бирюч выкликнул наш посад на огульные работы.

Голос у кузнеца был громыхающий, железный, будто падала на пол кузнецкая поковка.

- Хоть и выкликал бирюч, а не пойдут кузнецы на Ободранный Ложок. Не пойдут, хлебна муха!

- Повесит тя посадник, - сказал десятник. - И за дело! Не бунтуй против старицы и посадника!

Поп Савва забрал в горсть бороду и сказал задумчиво:

- Повесить, может, и не повесит, а кнута Будимир испробует, это уж и к бабке-ворожее не ходи.

Кузнец промолчал.

Ратных вдруг решительно положил рукуна его плечо.

- Хочу спросить тебя, друг, кое о чем. Можно? Только, чур, начистоту отвечать.

Кузнец ответил не сразу, посмотрел пытливо на мирского, и понравился ему, видимо, пришелец из мира.

- Можно! - чуть дернул он в улыбке губами. - И начистоту отвечу.

- Ты кузнец, ты и скажи, что это за белое железо? И кому его нужно так много, что целыми посадами гонят людей его добывать?

- Верхним людям нужно. Белым железом они народ на корню губят. А крушец[12] совсем бездельный. Шибко мягкий, а на плавку тугой. Простое черное железо, то полезно людям, а белое совсем без пользы.

- Без пользы, а добывают. Для чего же?

- Тебя надо спросить. К вам, в мир, его отправляют.

- Ты это точно знаешь?

- Народ не без глаз! Таскаем-таскаем в Детинец проклятое белое железо - и как в бездонную бочку сыплем. Куда оно девается? А еще скажи: откуда в Детинце всякая роскошь появляется, невиданная в Ново-Китеже?

- Поганый у тя язык, Будимир! - оборвал кузнеца поп Савва. - Ведь не ведено о белом железе речи вести. То ведомо тебе?

Кузнец недобро улыбнулся, глядя на попа:

- Рожа у тя, поп, будто клюквой натерта. В посадники бы тебе с такой рожей. Ты не хуже посадника народу глотку затыкаешь. Видишь, мирской, как у нас? - развел руки кузнец. - По всему Ново-Китежу о белом железе молвь идет, а приказано молчать. О том молчи, о сем молчи, обо всем молчи. Молча живем.

- И вправду кончайте ваши байки, - недовольно сказал стрелецкий десятник. - Тута Душановы псы, ушники, подкрасться могут. Подслушают - и вам и нам влепят по горбу!

Над избенками посадов уже видны были башни Детинца, угрюмые, взъерошенные, как совы, и бревенчатые его стены, потемневшие от таежных ветров и непогод. Меж бревен торчали пучки прижившейся травы, из узких бойниц свешивались бороды мха. Срубленный из вековых, в два обхвата лиственниц, Детинец был как кулак, занесенный над соломенными крышами посадских избенок-однодымок.