Сказание о Маман-бие

Воины Среднего жуза, привыкшие уже к победам, ослабили было натиск, но, завидев свежее подкрепление, подтянулись, сомкнули ряды. И снова разгорелась битва. Загремели ружья, застучали копыта — люди все чаще валились наземь. Уже одиночки вырывались из строя и, спасая свою голову, вихрем скакали в степь. Воины Барака отступали. И вот уже джигиты Айгара-бия и Седет-керея, смешавшись с воинами Мамана, гонят врага.

— А ну, бии, поднимайтесь на своих верблюдов! — крикнул Абулхаир. — Глядите, что творится!

Бии, суетясь и толкаясь, полезли на верблюдов, облепили их горбы, с радостными воплями любовались бегущим врагом.

— Вот говорят: все народы одинаковые! — раздумчиво молвил бии, чей верблюд стоял обок с ханским. — ан нет: ведь не пожалели же каракалпакские бии своих голов, приняли на себя стрелы, нам предназначенные. Конечно, своих-то биев, Айгару да Седет-керея, мы сами наградим достойно. Однако уместно было бы и вам, хан наш, земно им поклониться за то, что сумели вытащить занозу из сердца обиженных каракалпаков.

Хан будто и не слышал этих дерзких речей, стоял, спесиво задрав голову, заслонив глаза от солнца ладонью, и неотрывно глядел вперед, а бий тоже цедил свои колкие слова, не оглядываясь на повелителя. Так и любовались они победой, пока не заслышали конского топота у себя за спиной. Сзади тучей надвигалось свежее конное войско.

— А это еще кто такие? — растерянно забормотали бии.

Иные, проворно прыгая с верблюдов, поодиночке отползали в сторонку, стремясь затаиться в зарослях тамариска, будто воробьи от ястреба. Абулхаир обернулся, и сердце у него упало, — его и биев, оставшихся на верблюдах, стремительно окружали воины Барака. Но, не желая выдавать свою слабость, Абулхаир выхватил у знаменосца знамя Малого жуза и высоко поднял его над толпой.

— Абулхаир, опусти знамя! Абулхаир молчал.

Приказ повторился. Абулхаир молчал.

— В последний раз говорю, — раздался в наступившей тишине тот же скрежещущий голос. — Абулхаир, немедленно брось знамя!

— Знамя хана — голова хана — не опускается! — твердо произнес Абулхаир.

— Джигиты, в копья!

Вмиг хан, все еще крепко сжимавший в руках древко, повис на острие тридцати копий.

— Джигиты! Знамя наше высоко! — крикнул он и испустил дух.

Воины бросили его бездыханное тело под ноги султана Барака. Султан медленно сошел со своего боевого коня, оттянул за волосы голову мертвеца, отсек ее от туловища ударом короткого меча и приторочил к своему седлу.

Тем временем джигиты расправлялись с верными Абулхаиру придворными. Один за другим, болтая руками и ногами, неистово вопя, те повисали на копьях, их быстро стряхивали в яму, как стряхивает рыбак в плетеную корзину битую рыбу с остроги. Яма заполнялась еще трепещущими телами.

Жанибек-тархан! Скачи в погоню за теми… воришками! — приказал Барак, и пять сотен конников ринулись вслед далеко откатившейся и уже затихавшей битве.

Жанибек-тархан и Маман-бий лишь на третий день столкнулись лицом к лицу в глубоком овраге, на расстоянии одного дня пути от аула хана. Завидев движущихся навстречу вооруженных всадников, оба, Жанибек и Маман, приказали своим воинам остановиться. Ни тот, ни другой не хотели показать врагу численность войска.

Жанибек выбрал двух джигитов на белых конях, вручил им белое полотнище и распорядился поднять на копье.

— Скачите к каракалпакам, — приказал он. — Скажите им: пусть не надеются на свои силы, немедленно бросают оружие, а не то пожалеют, что родились на свет каракалпаками. Если они на Абулхаира рассчитывают, то голова его в торбе приторочена к седлу султана Барака, скажите.

Айгара-бий, Седет-керей и Маман-бий съехались вместе и, поглядывая в сторону врага, держали совет: как и откуда лучше ударить, не дав разглядеть, как мало их самих осталось. Увидев всадников с белым флагом, бии решили подождать.

— Поговорим, если что доброе скажут, может, и договоримся, — молвил Айгара-бий.

Не доезжая десяти шагов до противника, парламентеры остановились, и старший, Отетлеу-тархан, слово в слово повторил наказ Жанибека.

«Пожалеете, что родились каракалпаками»?! — Колючие эти слова огнем обожгли сердце Маман-бия. — Пусть не кичится числом, а покажет доблесть воина!

— Жанибек ваш, тархан, занедужил, видно, бредит! — сказал Айгара-бий, тихонько придерживая Мамана.

— Безумный бред — душе вред! — Седет-керей вспылил. — Пускай укажет место для битвы!

— А вы что, души свои Малому жузу продали? — заносчиво крикнул Отетлеу-тархан. — Вам-то до казахов какое дело? Они плачут — и ваши дети плачут, они помирают — и каракалпакам смерть? Да весь народ казахский будет смеяться над вами, бесстыжими, ослушниками воли великого султана нашего Барака!

— Это над вами, насильниками бесчеловечными, казахский народ смеется, — вмешался Айгара-бий. — Грабить своих же, казахов Малого жуза, угонять их скот, детей по миру пускать — разве это дружба казаха с казахом?!