Сказание о новых кисэн

— Да, если ищешь учителя пения, то можно искать сколько угодно, все равно не найти лучше нее. Разве все, кто крутится в этой сфере, не знают о ее мастерстве? Даже знаменитые на всю страну музыканты обожают мадам О Ён Бун из Буёнгака. Она такой человек… Произнося даже одно слово, говорит его с такой теплотой, что, наверное, интересно учиться у нее. Но вот чего я до сих пор не могу понять, так это отношения между ней и старухой, — тихо сказала она, оглядываясь по сторонам. — Не кажется ли вам странным, что крепкая, словно грецкий орех, Табакне, с которой даже ремень, наверное, соскользнет при ударе, не оставив следа, и нежная мадам О, которая так добра к людям, смогли всю жизнь прожить вместе, словно склеенные клеем? Что касается меня, — тут она снова снизила голос, — то я уж лучше возведу стену между нами, потому что я не смогла бы прожить вместе с ней даже десяти минут. Если посмотреть на то, что моя «старая душа» испугалась при одной мысли жить с ней, то мадам О и впрямь великодушный человек. Она что, по-прежнему пьет?

— Да, у нее дрожат руки, — грустно сказала одна из кисэн и, перестав выбирать вещь, добавила: — Нам кажется, что ей трудно будет бросить пить.

«Вот как, — с грустью подумала вслух госпожа Ким. — Все, что остается у кисэн, спустя пятьдесят лет после того, как она приступает работать в кибане, — подорванное здоровье».

Услышав это, кисэны перестали перебирать вещи. Над деревянным полом, где только что было очень шумно, на мгновение воцарилась тягостная тишина.

3

Певица-кисэн из всех возможных цветов для длинной юбки выбрала яркий, словно переливающийся на свету, светло-зеленый цвет. Подол юбки, которую, казалось, трудно было носить из-за ее длины, словно обмотав выставленное белое колено и мягко сползая по нему вниз, повис на краю ее лодыжки. Из-под колышущегося подола были видны остроносый кончик корейского носка босон и ослепительно-белый шелковый подъюбник белоснежной белизны.

Мадам О, подняв барабанные палочки, в тот момент, когда казалось, что тесемка на сером чжогори с пурпурными манжетами, пришитыми на рукаве, мелко задрожала, начала непрерывно бить ими по полу. Раздались веселые звуки «то-до-до…».

— Твой голос слишком приподнят, — сделала она строгое замечание.

Ранней весной, когда ярко светило солнце, бумажный линолеум, пропитанный бобовым соком, сверкал по-особому — благодаря лаку, покрывшему его в один слой. В течение дня, когда его цвет менялся от светло-желтого оттенка до темно-желтого, на нем в разных местах появлялись небольшие выпуклости. Мадам О любила пустой звук «салькан-салькан», который раздавался под ногами, когда она ступала по ним.

— Как ты думаешь, сколько видов голоса может произвести горло человека?

За дверью, закрытой на крючок, на полу, который казался прохладным из-за добравшейся сюда тени, отбрасываемый бамбуковой рощей, стояла певица-кисэн и рассеянно оглядывалась по сторонам. Услышав строгий голос, она, вздрогнув, словно испугавшись чего-то, приподняла голову, пожала плечами.

— Запомни, — все так же строго сказала мадам О, — их число превышает тридцать: хлебный, желтоватый, сухой, затвердевший, свежий, внутренний, внешний, окутывающий, колючий, распутывающий, — сжимающий, толкающий, колокольчиковый, обжигающий, копающий, разбрасывающий, отрывающий, сухой, плетущий, прерывающийся, вкрадчивый, взрывающийся, военный, протяженный, мокрый, несущий, ленивый, спящий… Попробуй спеть одним из этих голосов.

Она взяла барабан, лежавший сзади, и поставила его перед собой. Певица-кисэн, приняв позу, начала петь песню из популярного в то время телесериала «Императрица Мёнсон». В последнее время почти не было гостей, которые просили спеть традиционную национальную песню. Глаза мадам О стали серьезными.

Когда светит одинокая луна,
Когда тень моя является одна,
Вздох глубокий завораживает ночь,
Сердце рвется, сердце рвется к небу прочь.

Небо милое, позволь тебя спросить,
Когда ветер начинает голосить,
Сообщая о рассвете поутру,
Для чего я все живу, все не умру?

Мадам О трижды, выждав паузу, ударила по барабану.

— Ты что, не можешь петь немного ровнее, «желтовато», а то твой голос прыгает, словно девка на доске? — строгим голосом спросила она. — Надо петь так, чтобы на слушателей нахлынула неизбывная печаль, тоска, боль… Тон кемёнчжо — это горестный, умоляющий тон. Его иногда называют также «сансон», депрессивно восходящим тоном, или «санчжо» — металлическим. Если спросить, что это за звук, то можно сказать, что он исходит от зубов.

Песня, которую пела певица-кисэн, была современной, а метод преподавания мадам О — старинный. В Буёнгаке прошлое и настоящее не были разделены, а сосуществовали, смешавшись.