Рокоссовский ничего этого не знал. Приехав утром в бассейн, пройдя сквозь замерший строй служащих в белоснежных, хрустящих от избытка крахмала и усердия халатах, раздевшись в одной из кабин, он вдруг обнаружил, что в бассейне нет ни одного отдыхающего.
— Почему пусто?
Подскочивший к маршалу начальник санатория начал сбивчиво объяснять: расписание, дескать, построено таким образом, что сейчас все отдыхающие принимают другие прописанные им и в высшей степени полезные для здоровья процедуры...
Рокоссовский внимательно посмотрел на растерявшегося полковника медицинской службы. Маршал не любил повторять раз сказанное.
Напрасно начальника санатория обманула мягкая форма, в которую маршал облек свое пожелание: «Я бы хотел, чтобы...»
Спокойно, но уже с некоторым холодком в голосе, от которого незадачливого начальника бросило в жар, Рокоссовский повторил:
— Я просил бы вас, чтобы все здесь шло по ранее установленному порядку.
Громыхая накрахмаленными полами халата, начальник выскочил на улицу, распахнул дверь:
— Заходите, заходите, товарищи! Недоразумение произошло. Всех, кто назначен на одиннадцать часов, прошу в бассейн.
Автоматчик только ухмыльнулся:
— Всякое бывает!
...Целый месяц лейтенанты, капитаны и майоры прыгали с вышки в светлую бурлящую воду бассейна, состязались в плавании брассом, нежились под горячими струями душа, смеялись, делились новостями, «травили баланду», вспоминали минувшие бои, взятые города, встречи и разлуки.
Среди них ходил, прыгал с вышки, плавал и смеялся над фронтовыми байками высокий, по-спортивному подтянутый мужчина. На его спине под лопаткой был белый треугольник шрама.
И все знали, что этот шрам — след тяжелого ранения в сорок втором году в городе Сухиничи. Остальные шрамы не так были заметны на теле маршала. Их уже сгладило время.
...В тот летний месяц Константина Константиновича Рокоссовского часто можно было увидеть на улицах курортного городка. В светлых летних брюках и кремовой тенниске, моложавый, с непокрытой, уже начинающей
седеть головой, он гулял среди смешанной толпы немцев, поляков, русских, чем доставлял немало волнений коменданту города, который горестно вздыхал:
— Как бы чего не случилось! Разный ведь здесь народ...
Напрасно беспокоился осторожный комендант. Ничего не случилось!
***
У капитана Свитова, служившего в войсках Группы, возникла необходимость по сугубо личному вопросу попасть на прием к командующему. Переданный по команде рапорт дошел до командующего, и капитану сообщили: явиться в 17.00.
В 16.55 Свитов был в маленькой приемной командующего. В 16.59 адъютант маршала скрылся за темной дверью, ведущей в кабинет, и сразу же вернулся:
— Маршал вас ждет!
Не без волнения переступил Свитов порог кабинета Рокоссовского. В дальнем конце длинного просторного кабинета за большим письменным столом сидел и что-то писал маршал. Капитан остановился, чтобы набрать в грудь воздуха и по всей форме доложить командующему.
Но не успел раскрыть рот, как Рокоссовский поднялся из-за стола и направился навстречу Свитову. Двинулся ему навстречу и капитан — не заставлять же маршала идти до самого порога! Посередине зеркального паркетного пространства кабинета они остановились. Капитан снова попытался доложить, но маршал гостеприимно протянул руку, сказал просто, словно офицер мог и не знать, к кому пришел на прием:
— Рокоссовский!
Это совсем сбило Свитова с уставного порядка. Докладывать не пришлось. Рокоссовский подошел к маленькому полированному столику, указал на одно из двух стоявших возле столика кожаных кресел:
— Прошу!
Сел, вынул коробку папирос «Казбек», раскрыл ее, положил на столик:
— Курите? Курите. Я вас слушаю.
Остается добавить, что вопрос, по которому Свитов обращался к маршалу, был решен быстро и положительно.
...Может быть, капитану просто повезло и он попал на прием в тот счастливый час, когда маршал находился в благодушном и благожелательном расположении духа?
Нет!
Есть свидетельства людей, хорошо знавших Рокоссовского, встречавшихся с ним в разные, порой весьма трудные, критические минуты фронтовой жизни.
Спустя много лет после войны дважды Герой Советского Союза маршал бронетанковых войск Михаил Ефимович Катуков вспоминал:
— Мне пришлось воевать с Константином Константиновичем не один месяц, приходилось бывать в сложных ситуациях, и всегда я не переставал удивляться исключительной выдержке этого человека, его безукоризненной вежливости со всеми — от рядового до маршала. — И добавлял: — Я много раз думал, почему все, кто так или иначе знал Рокоссовского, относились к нему с безграничным уважением. И ответ напрашивался только один: оставаясь требовательным, Константин Константинович уважал людей независимо от их звания и положения. И это главное, что привлекало к нему.
Эти слова подтверждает и маршал войск связи И. Т. Пересыпкин:
— Смелый и решительный начальник, Константин Константинович привлекал своим обаянием. Он был до предела прост в обращении с людьми независимо от их служебного положения.
Он уважал людей.
Он любил людей.
Но бывал Константин Константинович Рокоссовский и в гневе.