Сказание о Рокоссовском

Среди миллионов советских людей, которые слушают по радио эти песни, конечно, есть и ветераны Великой Отечественной войны, участники боев за Гданьск и Гдыню. Может быть, среди них есть и те танкисты, автоматчики, артиллеристы, что с боями ворвались в Сопот и провели ночь в освобожденном городе. 

Они-то — нет сомнения! — вспомнят и шум беспокойного моря за окнами коттеджа, и мерцающий огонек снарядной гильзы, и автоматчика, с таким чувством читавшего обращение командующего войсками 2-го Белорусского фронта Рокоссовского к немецким гарнизонам Данцига и Гдыни, и высокую фигуру самого маршала, который в ту ночь так неожиданно оказался среди них...

И захочется ветеранам, чтобы вышел на эстраду певец и спел:

Майскими короткими ночами,
Отгремев, закончились бои.
Где же вы теперь, друзья-однополчане,
Боевые спутники мои?

Пусть спел бы на русском, или на польском, или на каком угодно другом языке.

Такую песню ветеран поймет на любом языке!

УТРО В ДАНЦИГЕ

Потом, после войны, его назовут, героем Гдыни и Гданьска. Потом, после войны, благодарные Народные Советы Гдыни и Гданьска присвоят маршалу Константину Рокоссовскому звание почетного гражданина этих городов.

Это будет потом.

А пока идет война. И пока Гданьск еще Данциг. Неприступной твердыней высится он на берегу Балтийского моря.

...Тот, кто видел в то утро Данциг, никогда не забудет его. В мартовской голубоватой дымке, перемешанной с дымом пожарищ и взрывов, прочерчивались фабричные трубы, тонкие шпили костелов, мрачно громоздились какие-то корпуса.

Чем ближе Данциг, тем упорней сопротивляются гитлеровцы. Вокруг города, опоясав его, лежит мощный крепостной вал. Камнебетонные доты. Железобетонные доты. Рвы. Минные поля. Колючая проволока...

Каждый дом, каждый заводской корпус — крепость. Из бухты, где прячутся в морской пелене гитлеровские крейсеры и миноносцы, с нарастающим воем — днем и ночью — несутся снаряды.

Вопреки народной поговорке, что перед смертью не надышишься, гитлеровцы пытаются на неделю, на день, на час оттянуть неизбежную расплату.

Все яростней и непреодолимей наш наступательный порыв.

— На Данциг!

— На Гдыню!

Это стремление охватило всех: пехотинцев, артиллеристов, танкистов, саперов, летчиков. Кажется, что им пронизан даже весенний воздух.

По шоссе на Данциг мчится автомашина с боеприпасами. На ее борту мелом наспех выведено: «Заслужим салют!»

Читает надпись проходящий по обочине дороги солдат, и на его лице улыбка. Знает: будет салют Москвы в честь доблестных войск 2-го Белорусского фронта!

Кричит вдогонку:

— Будет!

Тяжелые могучие танки, грозные в своем неудержимом стремлении вперед, с грохотом и лязгом на большой скорости ворвались в город. Они помчались по изогнутым средневековым улицам, по выбитым столетним камням площадей, по современному асфальту проспектов и бульваров, изрядно искореженному бомбами и снарядами.

Танки мчались мимо бесконечных мрачных складов, полыхавших синевато-багровым пламенем и густо чадивших смрадом поражения, мимо закопченных заводских и фабричных корпусов, изувеченных прямыми попаданиями, в щедрых оспинах крупнокалиберных пулеметных очередей, мимо жилых, теперь словно вымерших, островерхих домов, притаившихся в страхе.

Угрожающе приподняв раскаленные орудийные стволы, скрежеща выбеленной сталью гусениц, танки сметали со своего пути обезумевших от огня и ужаса вражеских автоматчиков, насмерть перепуганных мельтешащихся фаустников, крушили каменные завалы и чугунные ежи. Они подминали под себя противотанковые орудия с ошалевшей прислугой, обозные повозки с гривастыми и хвостастыми тяжеловозами, штабные машины, хрустевшие под ними, как спичечные коробки под сапогом.

Танки утверждали победу. Не зря на монолитной лобовой броне головной машины светились выведенные белой краской слова: «Вперед, бойцы Рокоссовского!»

Танк с призывной надписью выскочил на пристань, промчался мимо стапелей, где, словно огромные рыбы, маслено чернели тела так и не достроенных подводных лодок, и круто развернулся.

Данциг остался позади. Еще в дыму и пламени, еще в конвульсиях последнего и бесполезного сопротивления, но уже павший. Командующий 2-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский мог докладывать Ставке, Верховному Главнокомандующему: «Данциг взят!» 

В эту минуту танк, прошедший с боями столько дорог — русских, польских, немецких, — огнем и гусеницами уничтожавший врага, встретил свою смерть. Не видимый в сером мареве Балтийского моря гитлеровский военный корабль, трусливо и поспешно уходя во тьму, дал последний залп. Один тяжелый шальной снаряд угодил в машину. Не выдержала могучая броня: брызнул горячий металл, со смертным воплем лопнули бортовые фрикционы, беспомощно и горько поник ствол орудия со сбитой набок башней.