Сказание о Рокоссовском

Первый в жизни военный госпиталь. Белый туман операционной. Белые стены, белые халаты, белые простыни... Долго колдовали хирурги над его телом, распростертым на операционном столе. Резали, штопали, кололи шприцами, переливали кровь...

Кто безошибочно, с аптекарской точностью, может определить, что именно сыграло главную роль в исцелении танкиста: искусство врачей, таблетки и микстуры или молодая жизненная сила, наполнявшая его израненное тело?

Как бы там ни было, но дело пошло на поправку.

— Будет жить!

И он жил. Выздоровел. Вернулся в свою часть. Получил правительственную награду — орден Ленина.

Получил и новый танк. Бои на Халхин-Голе уже закончились, потекли дни, наполненные боевой и политической учебой. Готовились. Знали: воевать еще придется. Правда, враг — тот, что был на востоке, — получив отпор, уполз за границу. Но на западе поднимается новый враг. Наглый. Агрессивный. Гитлер.

В те дни секретарь партбюро полка часто беседовал с молодым героем танкистом. Интересовался, откуда тот родом, где учился, где работал...

Однажды спросил:

— Как смотрите, товарищ Базанов, на вступление в ряды партии?

— А достоин ли я?

— Считаю, что достойны. Родом вы из семьи потомственных питерских пролетариев, комсомолец, отличный воин, орденоносец, кровью своей доказали верность Родине. — Посоветовал: — Оформляйте документы. Рекомендацию я дам.

Прошло немного времени, и танкист Петр Базанов стал коммунистом.

Отслужив положенный срок в Красной Армии, он уволился в запас и уехал в Ленинград.

Путь для демобилизованного танкиста был ясен. Кировский завод строил танки. Базанов поступил на работу в тот цех, где создавались новые машины для Красной Армии. Стал испытателем танков.

Хорошая, интересная, нужная работа. Было такое ощущение, что и здесь, в заводских корпусах, продолжается его армейская служба. Каждый раз, садясь в новую машину, он чувствовал себя танкистом, воином. Знал: в грозный час поведет могучий танк в бой с врагом.

Такой час настал. Как черная лавина обрушилась война. Еще вчера мирный город сразу как бы повзрослел, насторожился, принял прифронтовой вид.

Когда стали поговаривать о возможной эвакуации цехов завода в глубь страны, на восток, Базанов бросился в партком:

— Я танкист. Я имею боевой опыт. Бил японских самураев. Мое место на фронте, а не в тылу. Прошу!

— У тебя броня. Ты заводу нужен.

— Мне броня нужна не бумажная, настоящая. Понимаете: на-сто-ящая! Танковая!

Базанову объяснили ясно и безапелляционно:

— Ты не только танкист, ты в первую очередь коммунист. Понятно? А раз ты коммунист, то будешь работать там, куда пошлет тебя партия. Усвоил?

Надо было как в кулак зажать живое протестующее сердце, сжать зубы, чтоб язык не сболтнул то, что на уме... А тут еще почти каждое утро будто обухом по голове: «После ожесточенных боев наши войска оставили...»

Осенью вместе с эвакуировавшимися цехами Петр Базанов уехал из Ленинграда. Невыносимо было покидать родной город в черное для него время. Понимал — надо, а на сердце тяжесть, словно оставляешь в беде родную мать.

Седьмого ноября эшелон остановился на маленькой железнодорожной станции за Уральским хребтом. Тысячи километров отсюда до фронта, но и здесь чувствуется дыхание войны. Составы, составы, составы... Одни уходят на восток, в них эвакуированные жители прифронтовых городов и сел, станки и другое оборудование перебазирующихся заводов и фабрик. Другие идут на запад, к фронту, в них танки, орудия, бойцы...

Базанов вышел на перрон набрать кипятку, узнать новости. У черной трубы репродуктора увидел молчаливую толпу. Сразу ясно: передают что-то важное,

Бросился в самую гущу: 

— Что случилось? Кто выступает? 

На него зашикали:

— Помолчи, друг.

Тогда он пробрался поближе к репродуктору и услышал:

— Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков....

Снова, словно придавленное броневой плитой, заныло сердце. Разве не прямо к нему, к коммунисту и потомственному русскому рабочему, обращены эти слова?

...Разместились эвакуированные цеха на новом месте, снова начали выпускать боевые машины, снова их испытывал и благословлял на битву с врагом Петр Базанов. В сердце же одна мечта: на фронт, только на фронт!

Писал рапорты, просьбы, заявления... В партком, в райком, в военкомат...

Однажды после шестнадцатичасовой смены, поздней ночью, проходя мимо парткома, Базанов увидел свет в кабинете секретаря. Зашел. Секретарь, против обыкновения, был один. Сидел, задумавшись, за столом, на котором лежала газета с последними сообщениями с фронтов.

— Опять пришел? — не очень гостеприимно встретил он Базанова.

— Опять. Куда ж мне идти?

— Спать иди. Верно, с семи утра работал?

— С семи.

— Вот и шел бы отдыхать. Лица на тебе нет.

— Какой тут сон, когда душа не на месте...