Сказание о Рокоссовском

— Так точно, товарищ маршал, — как можно бодрее проговорил Базанов. Почти задохнувшись, уточнил: — В Цоппоте.

— Танкист? — улыбнулся Рокоссовский, довольный, что память его не подвела, что он вспомнил ту ночь в Цоппоте и разговор с танкистами.

— Так точно, товарищ маршал? Танкист.

Рокоссовский обернулся и что-то тихо спросил у стоявшего

сзади адъютанта. Тот быстро полистал свой блокнот, доложил: 

— Базанов!

Рокоссовский ближе подошел к койке Базанова:

— Вы хорошо служили Родине, товарищ Базанов, и еще послужите. Я уверен.

— Крови он много потерял, а так молодец, — почтительно вставил свое слово начальник госпиталя.

— Кровь — дело наживное, — улыбнулся маршал. — По своему опыту знаю. Главное же в советском человеке — боевой дух. А дух у товарища Базанова правильный. Бойцовский. Выдюжит.

— Постараюсь, товарищ маршал! — Бледное лицо танкиста оживилось: — Буду стараться!

...Ушел маршал Рокоссовский и сопровождающие его генералы и офицеры. Снова тихо и спокойно в палате. Лежит на спине раненый танкист, и слабая улыбка, с которой он отвечал командующему, все еще светится на его лице.

Хорошо жить! Даже если в жилах не так уж много крови, да и та наполовину от щедрот медиков и доноров. Прав маршал Рокоссовский: кровь — дело наживное. Главное, чтобы она вся до последней капли принадлежала твоему народу.

Хорошо, черт побери, жить на белом свете!

ТРОЕ И ОДНА

Ранним апрельским утром на берегу реки стояли трое и смотрели на застывшую водную гладь, еще укрытую сонной туманной дымкой. Река была широкая, и ее далекий западный берег почти не просматривался.

Все трое, смотревшие на реку, военные. Один — высокий мужчина лет пятидесяти с озабоченным взглядом. Второй — совсем еще молодой, лет двадцати с небольшим, крепкий, коренастый. На его широком лице привычная добродушная улыбка. Третий — средних лет, худощавый, белесый.

Это были: командующий 2-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Константин Константинович

Рокоссовский, младший сержант Василий Андреевич Зверев, командир минометного расчета Тихон Иванович Неклюдов. Стояли они на берегу в разных местах и не могли видеть друг друга.

Не одни они были на речном берегу в то памятное утро. Сотни тысяч глаз смотрели на реку в то апрельское утро. Смотрели генералы и офицеры, сержанты и рядовые, смотрели артиллеристы и танкисты, саперы и автоматчики, политработники и медики... Знали: это последнее тихое утро на берегу Одера.

В то утро стояли на берегу и десятки тысяч орудий, минометов, пулеметов... Была среди них и 76-миллиметровая пушка под номером 520.

***

Наблюдательный пункт был выбран удачно, и, хотя он скрывался в невысоком ельнике, подступившем к самой воде, обзор открывался отличный. Завтра, в такое же раннее апрельское утро, начнется артиллерийская подготовка. Три общевойсковые армии — десятки тысяч воинов — приступят к форсированию Одера. Все готово, учтено, предусмотрено. 

Но командующий фронтом Маршал Советского Союза Константин Константинович Рокоссовский взволнован и озабочен. Уж слишком трудная и сложная задача стоит перед войсками фронта. По сути дела, надо форсировать не одну, а две крупные реки — Ост-Одер и Вест-Одер. Между ними заболоченная пойма. На пять-шесть километров в ширину протянулась причудливая комбинация речных рукавов и заболоченного мелководья, словно специально придуманная природой для того, чтобы задержать советские войска. Из всех рек, которые довелось форсировать маршалу в этой уже заканчивающейся войне, Одер — самая трудная.

Гитлеровские главари назвали Одер рекой немецкой судьбы. С Одером они связывали свой последние надежды. Не удержат немецкие войска русских на одерском рубеже — и война проиграна окончательно.

Константин Константинович Рокоссовский внимательно изучил все данные разведки. Сведения, ею добытые, были огорчительны: гитлеровцы превратили западный берег Одера в мощный оборонительный рубеж. Основная полоса обороны протянулась в глубину на десять километров. Она состоит, как правило, из трех позиций. Каждая позиция — две или даже три сплошные траншеи. Отрыты ячейки для стрелков и пулеметчиков.

За первой полосой обороны идет вторая, за второй — третья. Траншеи, доты, дзоты... На пространстве до сорока километров в глубину все населенные пункты немцы превратили в опорные пункты обороны. Бетон, железо, земляные валы, проволока, мины...

Подготовились старательно, со всей хваленой немецкой основательностью и добротностью.

Наши войска к форсированию Одера тоже готовились тщательно и скрытно. К берегу по ночам по лесным путаным дорогам подвозили понтоны, лодки, катера, лесоматериалы для сооружения причалов, мостов, плотов. В низких заболоченных местах прокладывали гати. По ним вереницей шли грузовики с боеприпасами.

По ночам разведчики вплавь переправлялись на западный ощетинившийся берег Ост-Одера, добывали необходимые сведения о противнике, о его опорных пунктах, тащили на наш берег трясущихся от страха и от холодного купания «языков».