Сказание о руках Бога

Странники разошлись на ночь по каютам. Остался один Субхути — была его очередь выступать на ночную вахту. За полночь его сменил Камиль. Он высыпался быстрей прочих: сказывалась не столько молодость — тут Биккху его перегнал — сколько близость к заветному ларчику. Однако и он придремал на капитанском месте, положась на разум корабля. На рассвете же, едва открыв глаза, он вскочил и даже крикнул от испуга: на «Стеллу» наплывала огромная скала, которая наклонилась вперед, грозя обрушиться. Мелкие камни беззвучно срывались с нее прямо в воду, немые чайки кружили над волнами.

Тут проснулись и сбежались все.

— Это и есть Остров Пастухов, да? — вскричал Майсара в непонятном возбуждении. — Нас притянуло? Скажите мне!

— Это очень похоже на Остров Пастухов, — раздумчиво начал говорить Камилл. — Руа… мне описывали его как обширное плато у горной цепи, что обрывается в море почти отвесно. Войти можно в бухту с изрезанными краями, узкую, как лезвие ножа. Дно там, однако, глубокое и чистое.

Течение, медленно кружа, обносило их вокруг острова, но ни прорехи не было в каменной стене. Сверху свисали ветви; диковинно извитые, тяжелые листья их были похожи на старинные монеты из серебра, покрытые налетом, или рассеченное на ленты опахало. Водопады без шума и плеска обрушивались на узкую прибрежную полосу и растворялись в море. Воздух пахнул душными тропиками.

Наконец, открылась бухта, но не тесной расщелиной, а почти озером. Сквозь серую кисею предутренней дымки виделись корабли, стоящие у причалов, яркие флаги трепетали по ветру, богатый и оживленный порт вставал за ними…

«Стелла Марис» замедлила ход.

— Подводная река не пускает, — озабоченно сказал Майсара. — Может быть, бросим якорь на рейде и лодкой доплывем, как всегда? Ну их, удобства!

— Помни, Майсара, у нашего корабля есть глаза, — веско произнес Биккху. — Даром я, что ли, рисовал самый красивый из них?

— Так разве они лучше моих видят?

— Я вам как раз это и говорил, а ты мне, похоже, не поверил, Майсара, — ответил ему Мастер. — Приборы…

— Твои приборы чувствуют правильно, — возразил Субхути, — но они слепы, как летучая мышь в подземелье. А мой Глаз в самом деле умеет видеть сквозь Майю. Майя написана поверх истинной жизни, как ремесленная подмалевка поверх картины великого живописца.

— Да-да, и повторяет настоящий Остров почти дословно, однако со смещением и кое-какими приманчивыми деталями. Порт, скажите на милость! Копия пиратской Тортуги! Увидя его, я окончательно понял, что дело неладно.

— Как же нам избавиться от неверного видения и долго ли оно протянется, Камилл? — потеребил Барух свою бородку.

— Хм. Говорят, подобное лечится подобным. Ты помнишь про свою арфу, заколдованную и немую… Немую, как и та картина, что перед нами?

Все внезапно услышали тот прежний органный звук, на он был громче, яснее, чище. Он повторился еще и еще. Необычайная мелодия полилась над островом. Там, где она протекала над струями и скалами, природа оживала и начинала играть: бликами на волне, купами мелких, но ярких цветов и листьев, которые вырывались из расщелин, дрожью эвкалиптовых ветвей. Видение бухты, города и судов ушло. От скального обрыва простирался склон, довольно пологий и поросший травой. Огромные камни скатились с него вниз в воду.

— Моя арфа обрела голос — впервые за многие века моих блужданий. И я даже не касался ее пальцами! — воскликнул Барух.

— И вовремя: она развеяла Остров Майи. Мы могли бы погибнуть, если бы понудили «Стеллу» идти среди рифов.

— Не так она проста, моя девчушка, — весело возразил Мастер. — С нее сталось бы и какую-нибудь хитрость придумать, если бы корабельщики заупрямились. Ну ладно, а теперь в самом деле поищем гавань и пастухов.

Было, однако, удивительным делом, что наши путешественники вообще их нашли. Берега естественной пристани, где, наконец, бросил якорь их кораблик, были пологи, растительность на них низка. Широчайшие естественные уступы вели к однотонно сереющему небу, переходя в цепи снежных гор со срезанными верхушками. Верхушки курились дымами, которые тянулись кверху столбом и растекались по плоскому куполу. Только одна вершина стояла без снежного плаща и дымного султана. Ее темная масса казалась головой, тогда как вытянутые вереницы ее соседок — руками, охватывающими равнину. А на плоской равнине, еле различимый посреди гигантских явлений природы, пасся пугливый скот и пребывали люди.

Они сбились на проплешине, точно неподвижные комки грязной шерсти: мелкие и более светлые — овцы и сторожевые собаки, темные и массивные — люди и кони. Дети прятались в середине стад, в кругу маток, под войлочными бурками отцов и старших братьев. Одни посохи торчали кверху — сухие древесные стволы без листьев, рога барана, вставшего на дыбы. Одежда, бесформенная и неуклюжая с виду, казалось, оберегала последние крохи жизни в телах. Все спали, и только один, видимо, сторож, поднял голову, чтобы встретиться глазами с прибывшими.

— Мир вам, люди! — поприветствовал их Древесный Мастер.