Сказание о руках Бога

И странники зашагали: Субхути — упругой походкой юноши-горца, помахивая своим посохом, опираться на который по-прежнему считал несовместимым с уставом Священной Рощи; Камиль — резво и пылко, точно жеребец, что почуял весну; Барух — распрямив плечи, не совсем ровной, но удивительно четкой была его железная поступь. Майсара перекатывался пыхтящим живым мячиком. Об одном Камилле, что шел замыкающим, нельзя было сказать ничего красочного: идет человек и идет себе, не горячась и не торопясь особо, зато и не уставая, легко балансирует на камнях, перепрыгивает через овражки и трещины в сухой земле, размахивая длинными руками, и слегка улыбается тому, что под ним нечто твердое и пока незыблемое. Всё же на корабле плавать не было у него привычки: продвигаться вперед он любил так, чтоб это осязаемо чувствовалось.

Лезть в гору им, по правде говоря, почти не пришлось. Возвышенности оказались изрезаны террасами, почти такими, как на «чайной горе», только куда сильнее заросшими. Плодородная почва то тут, то там виднелась из-за каменных глыб и шаров, что приволокли сюда потоки лавы и селя. Приходилось лавировать между ними почище их кораблика, с постоянным риском упасть, поцарапать щиколотку или сломать ногу. Чем выше и дальше поднимались Странники от мест бытования пастухов, тем жарче становилось: снизу земля согревалась и вздыхала, оживая, сверху пекло — серая мгла разошлась, наконец, и солнце засветило в прорехи со всею силой опаляющей своей любви. Путники сняли с себя одежду и закутали головы, благо их нагие торсы были покрыты загаром, как броней. А спустя какое-то время и разулись. Для Биккху разгуливать босиком, с сандалиями в заплечной котомке, вообще было делом привычным. Его дубленые ступни даже змея побоялась бы прокусить. То же с небольшой оговоркой относилось к арабам. Бледные ноги обоих оставшихся свидетельствовали о несколько большей причастности к цивилизации, но Камилла и Баруха попросту допекло: захотелось проветрить подошвы на теплом сквознячке.

Дивно плодородная земля всё гуще одевалась яркой травой и цветами, лозы вились по стволам низких кустов. Живность, по виду вполне безвредная, прыскала из-под ног в разные стороны, как брызги из луж.

— Горы-наседки, — рассуждал вслух Арфист, озирая заснеженные вершины в голубоватых потеках ледников. — Такого я не видел, хотя много природных чудес пропустил через себя. Ливневые леса, например: там растительность куда богаче, но уж и гадов всяких на каждой ветке и под любым камнем по десятку. Кратер Килиманджаро. Мы там еще до заповедника охотились вместе с масаи, ну и на нас кое-кто поохотился тоже. Атоллы — коралловое кольцо, брошенное в море. Там беда могла прийти и из внешней, и из внутренней воды. Но здесь я не чувствую никакой опасности, несмотря на рассказы местных жителей. А ты, Камилл?

Тот кивнул:

— Беда приходит из иного пространства. Если бы мудрейшие пастухи чувствовали ее так точно, как вылет птиц! Но пока здесь мирно. А уж что до растений — травная кухня и аптека. Золотой корень, смотри. Фейхоа. Аральник. Элеутерококк.

— Удивительно, как только тут эти хищные птицы гнездятся, если кругом сплошная полезность, — саркастически заметил Майсара. — Да, а почему они на нас не нападают? Хотя, наверное, попросту не сезон.

— Никто не называл их хищными, — возразил Камиль, — и никто не посылал нас вести с ними войну.

— Пастухам докучают и они.

— Мужчина, в отличие от женщины, должен уметь сражаться, — жестко сформулировал Барух. — А здесь мы вообще потому, что захотели сами. Не пастухи же нас погнали сюда?

— Нас вообще никто никуда не гнал, да еще в босом виде. Хотя, раз тут такая благость кругом, то и от шипов, поди, не нагноится.

Ехидство Майсары имело под собой реальную основу: хотя в детстве он и расхаживал зачастую босиком, но, в отличие от Камиля, скота не пас. Его, как любого потомственного интеллигентного раба, обучали в совершенстве владеть благородным оружием и каламом. Поэтому он сразу же засадил в большой палец левой ноги длинную и гладкую колючку и, не без труда ее вытащив, изобразил легкую хромоту.

— А ты не страдай напоказ, — ответил Арфист. — Оглядись кругом: где шипы, там и ягоды водятся. Вроде бы морошка или абрикосовая малина, хотя пресноватым вкусом больше куманику напоминает. Интересное дело, Мастер: обычно они не скрещиваются. Радиация?

Верхние ярусы гор казались голы и бесплодны даже там, где льды и снега расступались. Странники смотрели на них уже с вышины главного конуса, куда они забрались с нежданной для себя легкостью. В провалах и внутри жерл дым сгущался полосами, а жар заставлял воздух колебаться, но именно здесь — то тут, то там — были нагромождены кучи суковатых прутьев, вокруг обложенные для крепости булыжниками. Размером эти солидные сооружения были, пожалуй, с гнездо орла. Только яйца были другие: темно-бурые или иссиня-черные, они сливались с гнездом и почти не давали себя заметить, а заметив — пересчитать.