Сказание о Старом Урале

Савва недавно воротился в свою горницу с верхнего яруса башни. Смотрел закат молодого месяца. Думал про десятерых узников, кого прошлой ночью вывел из-под башни за ворота. Зачем он это сделал вчера? По какому выбору? Просто узнал по голосам и отпустил тех, кто пел громче и злее: отпустил восьмерых кержаков-чеканщиков. Лучшие мастера своего дела. А старого Кронида просто пожалел, отпустил, чтобы сыскал своего спасенного с Ялупана внука и чтобы была у того на русской земле дедова могила. Еще отпустил углежога Головешку... Вывел всех освобожденных за стену, велел шагать к лесу быстрее, а там держать на восход, в Сибирскую сторону. Расстались в темноте, никто и слова благодарного не произнес: не опомнились еще люди, да и не ради доброго слова выпустил их Савва. Пусть несут по земле песню про демидовскую цепь...

Старик и сегодня собирался еще раз спуститься в подземелье, еще раз глянуть на обреченных. Может, и еще чьи-нибудь глаза оставить непогашенными? Может, еще певцы надежные выищутся?

Освещена лампадкой Саввина горница. Тесной кажется она со вчерашнего дня. Все мерещится старику, будто потолок снижается.

Опять шаги снизу. Кому бы это? А, Прохор Мосолов.

– Не спишь, старче?

– Пора суматошная.

Савва указал Мосолову на лавку около дверей.

– Усаживайся. С чем пожаловал?

– Позавчерась ночью оборотень весточку получил. От Акинфия Никитича.

– Слыхал. Ломился кто-то в ворота.

– Едет к нам с розыском князь Вяземский.

– Скатертью дорога, буераком путь.

– В Тагиле отдыхает у Прокопа.

– Отдыхает? Притомился, стало быть? С чего бы?

– С дороги.

– Сидел бы в своем Петербурге у баб на коленях.

Мосолов вздохнул безнадежно:

– Оборотень наказал тебе после полуночи куранты на марш наладить. Не позабудешь?

Глядя на встревоженного приказчика, Савва только ухмылялся криво и зловеще.

– Недалече приезд, стало быть? Будем гостя маршем встречать?

– Эх, старче, худое подошло времечко. А годы наши не ранние. Помнишь, как, бывало, мы с тобой здесь царствовали? Раз – оторвано, два – пришито. Перед одним хозяином ответ держали. А теперь как бы вместе с хозяином к ответу не потянули. Страх берет за Акинфия.

– Не за Акинфия страх твой, Прохор, а за самого себя. Нам, брат, за его спиной не спрятаться. С ним ли, без него ли, а спросят и нас. Не махонькие были. Знали, на что идем, когда сотнями души живые губили. Семь бед – один ответ. Так что жди суда, Прохор.

Приказчик зябко поежился.

– Охота мне дознаться, Савва, каков этот князь Вяземский по характеру.

– Нонешних не сразу разберешь. Как узнаешь, лысый али курчавый, коли у всех на башках завитые конские хвосты напялены? Пусть князек этот характером ангел божий, все одно клещом в нас вопьется! Отчитываться-то перед ним – наше дело. Оборотень при нем из опочивальни вылезать не станет.

– Слыхано, будто и он годами не молод, князь этот. А коли так – на молоденьких клюнет. Кержачек подобрал свежих. Все, как на подбор, царевны с виду.

– Тебе, Прохор, девки – большая подмога. А что старик он, так это наверняка. Нешто царица пошлет молодого демидовскую цепь выверять? Молодого к демидовскому порогу царица не допустит.

– Ты уж больно попросту обо всем судишь. От всего в башне укрылся.

Прохор Мосолов ерзал на лавке все беспокойнее, оглядывал стены горницы, слюду в окнах.

– Тебе-то, Савва, перед ревизором не больно боязно стоять. Твои грехи в стенах замурованы да в земле лежат, не пикнут, жалиться не пойдут. А на меня любой заводский пожалиться не преминет.

Савва ухмылялся все загадочнее.

– А страх-то тебя теребит, Прохор. Есть и на меня доказчики.

– Где же?

– Под башней. С Ялупана все.

– Куда же ты их от князя спрячешь? Чай, первым делом князь в башню нос сунет. Денешь их куда, спрашиваю?

– Где сидят, там и будут.

– А как дознаются? Чай, они песни по ночам поют. Через отдушины слыхать.

– При князе петь не станут. Слово такое скажу. Притихнут.

– Смотри, старче, народ они отпетый. Иные злее зверя на нас с тобой. Даже я не смог плетями дознания выскрести. Это, старче, не люди, камни живые.

– Ты, Прохор, делами в башне себя не тревожь. То моя забота. Ты от своих сперва прочихайся. Савва с башенной лесенки не оступится.

– Тебе, поди, хозяин наказ какой дал?

– Дал. Да только мне одному.

– Дело твое. Только... Ведь князь с часу на час пожаловать может. Тогда что?

– А ничего. Демидовы железные, князю их не изглодать.

– Так-то так, только не бывало прежде среди народа брожения, злоба на нас не так поднималась. Мне и еда и сон на ум не идут. Только воду пью... Однако пора мне.

– В шашки с оборотнем дуться?

– Спать попробую. Может, усыплю тревогу... А ты, старче, стало быть, решил про себя тайну хозяйскую насчет башни сохранить?

– Будто сам ты мало тайн хозяйских про себя сохраняешь?

– Так. Слово на слово. А до дела – все та же верста.

Мосолов искоса глядел с порога на башенного старшину.

– Не ожидал, старче, от тебя такой упрямости.

– Вот что, Прохор! Ступай-ка лучше спать поскорее, а то мы с тобой до того договоримся, что зубы скалить начнем. Дознатчиков недолюбливаю.

– Зря. Ум хорошо, два лучше.

– Приобык в башне один думать. Один и отвечу.