Сказание о Старом Урале

Тем временем из-за оконной слюды все явственнее шли в избу утренние звуки слободской окраины. Щелкал кнут пастуха. Глухо позванивали ботала на коровах, угоняемых за околицу, к поскотинам. Блеяли овцы, где-то стучали топоры. Ерофей поднялся и достал из котомки три кристалла, завернутые в мох. Изумруды. Прищурясь, горщик стал внимательно разглядывать их. Результат осмотра был тот же, что и раньше: да, на двух камнях среди густой зелени изумрудов заметны будто капельки крови. За осмотром камней застала его вернувшаяся со двора Прасковья.

– Чем залюбовался?

– Изумрудами. Глянь-кось. Не кровь ли это в них?

Боязливо перекрестившись, Прасковья взяла из рук мужа кристалл, отошла к окну и тоже долго рассматривала его со всех сторон.

– И то ведь, твоя правда. Вовсе будто свежая кровь.

– Кумекаю, родимая, что я новый самоцвет в наших местах сыскал. Поручик Рефт намедни говаривал мне, что есть на свете кровяные камни, рубины. Говорит, их одинова в уральской земле на Мурзинских канавах нашли, только неказистые и по цвету тусклые.

– Тому, что иноземцы брешут, не больно-то верь, муженек. Знаешь, Ероша, чего я тебе бабьим умом присоветую? Ступай-ка ты поскорее к нашему генералу да покажи ему эти камни.

– Да снес уж. Крупнее этих, богаче цветом. Как нашел камни, так и подался в крепость.

– Чего сказал сам-то?

– Самого дома не застал. Слуге Герасиму находку отдал.

Прасковья с обидой глянула на мужа, покачала головой, положила кристалл на стол.

– Скрытничать стал от меня, Ероша. Прежде о любой находке я пораньше генерала узнавала.

– Винюсь. Только причина – не скрытность моя перед тобой, а старец. Из крепости шел домой тебе про находку и еще кое о чем рассказать, да подле поскотины меня вестью о старце с памяти сбили. Не серчай!

– Нешто я не вижу, что ты какую-то думу таишь?

Ерофей не хотел до времени тревожить жену своим удивительным переживанием в Березовском логу. Зачем у женщины покой и сон отнимать? Может, со старцем пойти посоветоваться? Но тот хоть и святой веры человек, а пришлый, ему тайны земли уральской неведомы... С кем же поделиться вестью о непонятном, загадочном и многозначительном видении?

Ерофей неторопливо собирался к завтрашнему выходу на поиск, избегал вопрошающих взглядов жены и терялся в тягостных раздумьях.

Под вечер того же дня, свернув с Екатеринбургской дороги, тройка потных и обрызганных вороных коней под охраной десяти драгун при офицере, звеня бубенцами, пронеслась по слободе и остановилась у крыльца старосты.

Из коляски вылез хмурый Василий Никитич Татищев. Кивнул на поклон испуганного старосты, осведомился об Ерофее Маркове. Узнав, что горщик дома, велел позвать.

Сынишка старосты играл с ребятишками под черемухами. Посланный за Ерофеем, он стрелой полетел по улице, разбрызгивая босыми ногами жидкую грязь.

Татищев даже улыбнулся ему вслед.

– Ишь как лупит! Ветерок парень!

Староста еще не оправился от испуга. Решил, что командир уральского края явился чинить допрос о вчерашнем крамольном старце. Но когда генерал осведомился о Ерофее, староста даже обмяк от радости. Неужто пронесет опасность?

– Старшего твоего сына знаю. На рудознатца у меня в крепости обучается.

– Так точно. Только выйдет ли толк? Наука рудная мудреная, немецкая. Может, нашему-то, мужицкому понятию и не по силам? Слыхал я, будто не по-русскому обучают. Эка страсть! Не одинова говаривал я сыну, чтобы не лез к рудному делу.

– Ну и зря парня с панталыку сбивал. Мне свои рудознатцы позарез нужны. Русская смекалка у рудознатцев да литейщиков мне всего дороже. В их дерзании смелом – вся будущность отечества нашего, могучесть его. О сыне твоем мне докладывали. Говорят, старательный и толковый... Как меньшого зовут, которого за Ерофеем послал?

– Тихоном.

– Имя-то тихое, а парнишка прыткий. Непременно и этого ко мне в обучение присылай... Всех-то сколько у тебя?

– Парней четверо да три девки.

– Хорошо. Бог вас, видать, не обидел!

Драгуны, спешившись, стояли возле коней. О приезде главного командира знала уже вся слобода. Из окон украдкой наблюдали многие глаза за событиями у старостинои избы.

Заложив руки за спину, Татищев прохаживался по свежей траве, мокрой и усыпанной опавшими белыми лепестками. Их сбило с черемух дождем. Наконец показался Ерофей с мальчиком старосты. Оба запыхались от быстрой ходьбы.

– Здравствуй, Ерофей! Спасибо, постреленок! Скажи-ка мне, малец, чем станешь отечеству пользу приносить?

– Как велите.

– Молодец! Горным делом велю тебе заняться.

– Горщиком, стало быть, вроде дяди Ерофея?

– Уж это сам смотри: либо горщиком, либо литейщиком. В том и другом ремесле одинаковая польза и тебе и отечеству. Подрастешь – грамоту осилишь.

Татищев повернулся к Ерофею, нахмурился.

– Нужен ты мне. Проводи-ка меня к озеру.

Генерал пошел по тропе впереди Ерофея. На берегу Татищев уселся в старом рыбачьем челне, под тенью березы.