– Благодарствую, Василий Никитич. Утро хорошее выдалось. Зарей из экипажа полюбовался. А то ведь все недосуг за делами.
– Изволили верно заметить. Довелось как раз и мне сегодня восход наблюдать. Волшебство!.. Позвольте задним числом отблагодарить вас и людей ваших за встречу, какой я удостоился у вас, проезжая через Невьянск. Тронут! Понеже среди народа встречающего были и дети. Их привет – сама сердечность, святость искренности... Понравились мне ваши слободы. Все в них – по-хозяйски. Своим чиновникам всегда в пример вас ставлю, когда заходит речь о хозяйской рачительности.
– Обидели нас, ваше превосходительство, нашего дома не навестили.
– Покорнейше прошу прощения. Отнюдь не имел намерения обиду вам учинить. Не заехал только по той причине, что не чаял вас дома застать. Имел донесение, что вы в столицу отбыли.
– Совершенно справедливо. Но в Невьянске был мой сын Прокопий.
– Какая досада! Знай я об этом, обязательно навестил бы молодого хозяина. В столице доводилось встречаться с ним. Молодой человек стремление имеет к познанию горного и торгового дела. Не ленится навещать другие страны. Это похвально. Было бы нам о чем побеседовать. Жалею! Весьма сожалею!
– Милости прошу как-нибудь осчастливить и меня своим посещением. Дозвольте осмелиться и задать откровенный вопрос: по какой причине, ваше превосходительство, до сей поры не изволили лично мои заводы осмотреть?
– Столь же откровенно отвечу. Во-первых, не хотел себе огорчение причинять, видя у вас то, чего не могу добиться у себя на казенных горных заводах. Впрочем, смею заверить: порядки на ваших заводах мне ведомы. Во-вторых, не люблю по указке ходить: дескать, сие разрешается осмотреть, а сие – упаси бог!
Демидов простодушно всплеснул руками.
– Да не правда все это! Приезжайте, смотрите все, что душе вашей угодно. Какие же у меня от государственного глаза могут быть секреты?
Татищев оценил это простодушие по достоинству. Желая покамест избрать другую тему, он остановил свой взгляд на столичном кафтане и камзоле гостя.
– Как столица здравствует?
– Грешно живет. Доносами да сплетнями.
– На то и столица. Где блеск, там и треск.
– Истинно так. Недаром говорится, что Питер – бока повытер.
– Стало быть, шумливая и беспечная жизнь столицы вам не по душе? К лесной тишине привыкли?
– Не то. Шумливость веселия я люблю. Но в столице нынче во всех какая-то злобливость подлая, волчья. Если позволите, на свой лад выскажусь. Нету у людей веры в завтрашний день, оттого они друг на друга и озлились через меру.
Татищев удивленно поднял брови.
– Вот вы как думаете, оказывается? Что ж, пожалуй, правильно думаете!
– Сами помните, как при Петре Алексеевиче было. Тоже кое-кто за свою участь побаивался, но всякий знал: царь есть над всеми. Царь, что не сочтет за труд дело пересмотреть, не погнушается оклеветанного оправдать. На батюшку моего покойного, бывало, кулаком стучал, даже, случалось, бивал самолично, но за горло не брал. Теперь не то. С ласковой улыбочкой возьмут, петельку на шею накинут и задушат. Добро, сотворенное для государя, не хотят помнить. Иные тогда были повадки, да и люди иные в Петербурге распоряжались.
– Насколько я вас понимаю, господин Демидов, вы не коронованных венценосцев упрекаете, а их дурных и корыстных приспешников?
Демидов спохватился, хотел что-то опровергнуть, но Татищев перебил его:
– Бывали и тогда, и у Петра Великого, приближенные иноземцы, военные и статские. Но то люди были по его выбору, головы, вроде Лефорта... А сейчас? Столица живет под пятой Бирона, как рыба, вытащенная из воды. Задыхается в подлости.
– Истинно так! Страшные времена. Государыня слишком долго жила среди немцев, привыкла им доверять больше, чем нам, русским.
– Это все оттого, что вельможи русские достоинство свое утеряли... Немцы... Знаете ли вы их? Ведь вы на своих заводах без них обходитесь? К вам пекарей вместо рудознатцев из столицы не присылают? Вы, господин Демидов, без них до всего русским умом сами доходите. Я также хотел бы поступать, но вы видите: вокруг меня сплошное «глю-кауф»! Шлют и шлют мне их, этих спасителей отечества! С тяжелой руки царя Петра позвали мы немцев учить нас, а сейчас учителя на место хозяев вздумали садиться. Но верю, что и эта напасть пройдет. Как все проходило. Сколупнет народ и эту коросту с тела...
Не знаю, зачем ко мне пожаловали, но визиту вашему рад. Хотелось бы после этой нашей встречи позабыть прежнее недоверие. Помните небось, что началось между нами пятнадцать лет тому назад? На одной тропе два упрямца столкнулись.
– Только по горячности характера ссору с вами, Василий Никитич, тогда затеял.
– Что было, то быльем поросло. Теперь нужно бы с двух концов за одно дело браться. Потрудиться ради благоденствия уральского края. Демидовым-заводчикам надо в ногу со мной, командиром горным, шагать. Пусть рачительность хозяина в одной упряжи с государственной законностью край наш к процветанию приведут.